— Я иду первым, — сообщил я, — ты готов?
Он поднял 357-й калибр.
— Поехали, — бросил он.
Я дернул дверь и ринулся в помещение, держа «АК-47» перед собой и водя стволом из стороны в сторону. Свет в комнате был столь ярким, что все предметы на полках, стенах и разделочном столе сияли чистотой. В комнате никого не было, в задней части кухни я увидел еще одну лестницу и тут же услышал грохот захлопываемой где-то сверху двери и тяжелую поступь человека, бегущего прямо над нами.
Я положил «АК-47» на разделочный стол и открыл холодильник. Облако холодного воздуха, словно кулак, ударило меня в лицо. Хелен лежала на дне в позе эмбриона, ее веки и волосы покрылись инеем, щеки посерели и покрылись морщинами, словно их коснулся раскаленный утюг, ногти посинели.
Мы с Клетом нагнулись в морозилку, продели под тело Хелен руки, подняли ее и положили на ковер перед раковиной. Клет нашел скатерть в шкафу и закутал Хелен. Ее веки казались тоньше рисовой бумаги, а ноздри были забиты замерзшей влагой. Ее тело начала бить дрожь настолько сильная, что я с трудом держал ее за запястья. Она посмотрела на меня, словно со дна глубокой скважины. Пока что мы не заметили никаких телефонов или телефонных розеток в подвале дома.
— Хелен, мы отвезем тебя в «Иберия Дженерал», — сказал я, — мы уже уложили четверых ублюдков. Сколько их еще здесь?
Она лишь качала головой, глядя мне в глаза.
— Прости, мы не добрались до тебя раньше, — продолжил я, — двое отморозков Пьера Дюпре собирались убить Гретхен Хоровитц и Алафер.
Рот Хелен открывался и закрывался, не издавая при этом ни звука.
— Я не слышу тебя, — сказал я.
А потом убрал волосы у нее с глаз и наклонился, поднеся ухо к ее рту. Ее волосы были холодными и жесткими, словно солома, а дыхание лишено малейшего тепла. Ее слова, словцо холодное желе, лились в мои уши.
— Это не Дюпре, — прошептала она, — они везде. Ты был прав с самого начала.
— Кто везде?
— Я не знаю. Мне кажется, что я умираю, Дэйв.
— Нет, ты выживешь, — ответил я.
Она прикрыла один глаз, словно подмигивая мне. Но я понял, что она не контролировала мышцы лица и глаз закрылся сам по себе.
Клет стоял рядом с нами, поглядывая на потолок. Над нами находилось не менее трех человек, и я подумал о том, чтобы разрядить оставшиеся в магазине патроны в пол под ними. Я снова попытался вспомнить, сколько выстрелов сделал. Магазин «АК-47» Клета представлял собой цельный блок из легкого металла, по форме напоминавший банан, и не имел смотровых прорезей. Я бы сказал, что сделал не менее десяти и не более пятнадцати выстрелов, но в любой ситуации, когда приходится стрелять быстро, ты почти всегда выпускаешь больше пуль, чем потом можешь вспомнить.
— У них только один план, дружище, — сказал Клет, — чтобы никто из нас отсюда не вышел.
Он подошел к лестнице, ведущей к первой двери, и жестом позвал меня с собой. Он посмотрел через мое плечо на Хелен, закутанную в скатерть по подбородок.
— Мы могли бы, конечно, попытаться пересидеть этих парней, но Хелен может так долго не протянуть, — заметил он.
— Тогда покажем им, чего мы стоим, ответил я.
— Дэйв, из этой передряги мы можем уже и не выбраться. И если так, давай продадим наши жизни подороже.
— За максимальную цену, — согласился я, — никаких скидок и распродаж.
— Вот это разговор, дружище! По коням?
— Что у тебя в кармане?
— Не помню. Но запомни, Пьер Дюпре — мой. Ты понял меня?
— Наша цель — заполучить их оружие, а личные счеты пускай идут в задницу.
Клет вытер рот рукой, посмотрел на меня и широко улыбнулся. На его зубах была кровь. Я сомневаюсь, чтобы он думал о своей смертной природе, а если это и приходило ему в голову, то в этих мыслях не было страха. Он смотрел на меня, а я смотрел на него, как когда-то давно, когда мы вместе патрулировали Бурбон-стрит больше трех десятков лет назад, одетые в синие униформы, в начищенных до блеска ботинках, под рев южной музыки из открытых дверей «Комнаты грез» Шарки Бонино.
— Я слышал этот чертов колесный пароход на канале, — сказал он.
— Его там нет, Клет. А если и есть, то не по нашу душу.
— Откуда ты знаешь?
— Потому что близнецы Боббси из убойного отдела — это навсегда, — ответил я.
Клет Персел засунул в рот пластинку жевательной резинки, не отрывая глаз от моего лица, и улыбнулся от уха до уха.
— Нам плевать, что скажет люд, рок-н-ролл и там и тут, — произнес он, — это из песни «Дэнни и Джуниорс», величайшая строчка во всей истории музыки.
И он ринулся вверх по лестнице, прыгая через три ступеньки, едва не вырывая перила из стены своим весом.