– Может ты все-таки попытаешься найти информацию более реальными путями? Может сходим к Деркачу? – робко начала Раевская.
– Подожди, – Феликс как-то странно крутился вокруг собственной оси, – Скажи мне – право или лево?
– Посередине! – не выдержала Рая, – Перестань играться!
– Посередине? Что ж, тоже вариант, – Феликс перешел через дорогу и принялся колотить в калитку находящегося напротив дома.
Все это было настолько смешно, что сил злиться у Раи просто не осталось. Феликс долго по-шутовски раскланивался перед вышедшим во двор дряхленьким старичком. Старик смотрел с недоверием и, так и не поняв, чего от него хотят, позвал во двор кругленькую женщину, лет 45. Та, явно покоренная преувеличенной вежливостью незнакомца, резко расцвела и пригласила Феликса в дом. Прикрывая за собой калитку, Феликс подмигнул все еще стоящей возле массажного кабинета Рае и жестом попросил ее подождать. Судя по выражению лица женщины, вернуться Феликс должен был минимум часов через пять, но азарт расследования оказался в нем сильнее мужского самолюбия. Посему, уже через несколько минут довольный Феликс протягивал Рае листок, на котором аккуратным почерком был записан нынешний адрес сына Журавля и, чуть ниже, номер телефона самой соседки со скромной припиской «Если что обращайтесь, Лида».
– Вот что значит соседи! – гордо произнес Феликс, – Пойдем по этому адресу прямо сейчас. Я амбициозен и мне дико хочется найти свежую информацию об этом деле самому, причем немедленно.
Побледневшая Рая выронила листок с адресом.
– Феликс, идти никуда не придется… Я отлично знаю этот адрес. Влада писала туда письма, когда мы увозили ее в детстве из Ялты. Это адрес Коти, лучшего друга Влады, того самого, к которому она поехала в Москву…
Наконец-то в голове у Феликса вырисовалась стройная картина происходящего.
– Что ж, вот теперь действительно необходимо действовать! Не хотите ли вылететь в Москву ближайшим авиарейсом, мадам? – Феликс подобрал листок с земли.
Рая вдруг почувствовала, что сейчас расплачется.
***
С самого раннего утра Владислава пыталась вернуть свою вчерашнюю готовность к действию. «Все в порядке, все в порядке, я поступаю правильно…» – твердила она себе, слоняясь между прокуренным тамбуром и доставшейся ввиду отсутствия других свободных мест верхней боковой полкой. Самые незначительные мелкие неудобства, будучи вчера неудостоенными внимания Владиславы, теперь отыгрывались, потоком раздражения пробиваясь в сознание. Беспрерывно хлопающая и, по традиции, так и не закрывающаяся до конца дверь вагона, нервировала неимоверно. Запах вогхого белья и нечищенных зубов, равномерно распотстранившийся по вагону, лишал желания дышать в принципе. Монотонная полоса пейзажей средней полосы, уже давно заглядывающая в окна поезда, почему-то навевала тоску. Игриво приветливые вокзальчики полустанков казались убогими, а солидные станции – враждебными и слишком суматошными. И самое главное, здесь не было моря! Здесь нигде не было моря! Соседи по плацкарте, вот уже два часа выясняющие в какую сторону и на сколько нужно переводить часы при пересечении российско –украинской границы, делали это слишком громко. «Время указывает проводник!» – попыталась пошутить девушка, больше для поднятия собственного настроения, чем для привлечения внимания окружающих. Пышная шевелюра грузной крашенной блондинки качнулась в такт смешку, а Владислава, осознав вдруг, что каламбур получился крайне посредственный, расстроилась окончательно. «Надо срочно что-то с собой сделать!» – решила девушка и принялась изобретать себе занятие. Вскоре на хлопающей двери красовалась нацарапанная огрызком карандаша на ученическом тетрадном листке табличка: «За собою дверь закрыв, отвратишь мой нервный срыв». С вполне даже честной подписью «Пассажир верхней боковой». Еще через 10 минут листок валялся лицом в чавкающей грязи туалетного предбанника, куда его случайно уронил очередной пытающийся закрыть за собой дверь пассажир. Владислава рассеянно кивала в ответ на извинения последнего и, глядя как бессердечная обувь проходящих снова и снова вдавливает несчастный листок в пол, вспоминала любимого Окуджаву: «Для чего мы пишем кровью на песке, наши письма не нужны природе». Мозгами Владислава понимала, что накручивает себя сама, причем из-за совершенно незначительных событий. Но поделать с собственым агрессивно-пессимистическим настроем ничего не могла. «Тук-тук», – поезд монотонно отстукивал марш прощания с любимым городом. Влада закрыла уши руками. «Тук-тук», – звук, казалось, раздавался уже откуда-то изнутри девушки. «Ты сбежала», – безжалостно констатировал он, – «Ты амеба, не ужившаяся с трудностями и пытающаяся перебраться в другую стихию. Тук-тук. Но ты не приспособлена для нового воплощения. Ты погибнешь без родной среды. Тук-тук. Ты предательница, Влада, ты бросила любимого человека в самый трудный момент. Глупой принципиальностью и обычной трусостью ты отпугнула свой шанс на счастье. Он дается только один раз и ты упустила его. Тук-тук». Владислава выскочила в тамбур, зачем-то вжалась спиной в холодную вагонную стену, убедилась, что раствориться в бездушном материале, исчезнув навсегда, не удастся, и схватилась за сигарету. Моря за окном по-прежнему не было. Конечно же, девушка уезжала из Ялты далеко не в первый раз. Дорога до Москвы была давно знакома и когда-то любима. Но вот так, бросая все и всех, по сути сбегая от навалившихся проблем… Теперь Влада и сама не знала, верит ли она в виновность Сергея. «Нельзя было уезжать, не разобравшись во всем до конца», – наконец-то в голове у девушки родилась хоть какая-то здравая мысль. Появление в тамбуре шумной компании, принесшее с собой запах вчерашнего перегара и вчерашнее же пиво, купленое в вагоне-ресторане, вынудило Владу вернуться в вагон. Здесь все спорили о переводе часов. Внимание Владиславы привлек маленький мальчик лет четырех.