БЛЮЗ
— Мама, я влюбилась. В эмогочи. Он теперь мой самый лучший друг! — надрывалась Зева Граль под пульсирующие на грани диссонанса ноты столь модного в две тысячи шестидесятом блюза. — Он теперь со мной. И днем и ночью. Только, мама, жаль, что я не слушалась подруг!
Блестки на почти обнаженном теле певицы мерцали собственным, вишневым огнем. А сама она извивалась, подобно алой ленте на ветру. В такт музыке. В едином ритме с биением струй Четырех Водопадов, низвергавшихся из туманных высот.
Аленка наблюдала за выступлением своего недавнего кумира и с каждой секундой мрачнела все больше. Наконец не выдержала.
— Достали… — разрыдалась она. — Все достали… Маздрахилы поганые!!!
Маленькие зверьки маздрахилы, совместившие в себе самые нездоровые фантазии генетиков-юмористов, никогда не вызывали восторга у Аленки.
Отреагировав на импульс раздражения, Зева Граль замерла на мгновение и тут же рассыпалась мельчайшими каплями техноплазмы.
— Эмогочи… Инфанты. Везде ложь, подделки, предательства. Никому нельзя доверять, — продолжала шептать Аленка, всхлипывая и рассеянно блуждая взглядом по струящимся поверхностям стен.
Раньше ей очень нравилась эта динамичная, рельефная заставка, испускающая мягкий, лазурный свет. Ведь за Водопадами можно спрятаться от любых проблем, отреветься, забыться на время в тихо звенящем, или громко ревущем, это по желанию, мире радуг и водных струй. Раньше. Но только не теперь. Потому, что вода тоже ненастоящая. Аленка всмотрелась в отражение собственных, серых, заплаканных глаз, даже не колышущихся на изменчивом и быстром потоке. Все ненастоящее!
Успокоившись было, она разревелась снова. Да! И раньше люди предавали друг друга. Заводили любовниц. Козлы всякие. Расходились со скандалами и без. Только не было тогда техноплазмы — единой машины из бесчисленного множества мельчайших автоматов, служившей для общения и создания всего, что только можно придумать. С ее появлением возможностей для всяческих гадостей точно прибавилось!
Нет, очевидного вреда по отношенью к людям современная техника, конечно же, не допустит. Запрограммировали ее этак лет двадцать назад, еще до того, как техноплазма буквально пропитала все объекты ближнего космоса. Однако у нее нет эмоций. Машине совершенно по барабану, что иной подлец, воспользовавшись ею, так может в душу другому человеку нагадить, что тот сам захочет удавиться!
А познакомились они на орбитальной станции, сгустке техновещества, вращавшемся вокруг Венеры. Аленка вынырнула на поверхность, чтобы собственными глазами осмотреть незнакомую планету. Собственными, это, конечно, громко сказано. Машина способна воссоздать и точный эмогочи — продублировать исходный организм и совместить его с инфантом, копией личности, принятой по внешней связи. Однако ж попробуй, выброси обычную органику в космический вакуум, под жесткий ультрафиолет безжалостного светила. Вмиг запечется. А потому внеземные эмогочи копируют лишь внешний облик, подгоняя ощущения человека под местные условия.
Венера сильно разочаровала Аленку. Она ожидала увидеть зловещую панораму, кипящую гигантскими циклонами, именно такие кадры ей когда-то повстречались в сети. Однако, или это оказались записи совсем с другой планеты, или теперь просто был не сезон. Сейчас перед нею висел невзрачный, туманный, чуть розоватый шар, похожий на слегка подкрашенный ком грязного снега. И космическая туристка уже собралась нырнуть в техноплазму для возвращения на Землю, когда услышала чужую мысль:
"Девушка! Вы замечательно смотритесь на фоне этой дурацкой планеты".
Алена частенько слыхала и более поэтичные комплименты. Однако не здесь же, в открытом-то космосе!
Девушка резко обернулась к источнику послания. Самый обычный парень. Стоит невдалеке на чуть колышущейся поверхности венерианской станции. Средний рост, гладко уложенные, темные волосы. Только глаза какие-то грустные. Карие. А еще, едва заметная, чуть блестящая пленка биоскина, обтягивающая тело. Зачем он эмогочи?
— Спасибо, — ответила Аленка. И тут же добавила, глянув на биоскин: — А ты, похоже, местный?
— Да. Здесь живу, — ответил парень лаконично.
— Я думала, дальние станции необитаемы. Они лишь капли машины.
— Все мы — капли машины… — задумчиво сказал собеседник.
Аленка знала, что в мире существуют люди, считающие, что космос — большая, почти разумная машина. Вроде земной, но только гораздо более совершенная. Слышала и о некоторых странностях этих людей. Они без всяческого сожаления покидают родные места и расселяются по всей доступной области космического пространства. Однако встретить последователя подобных взглядов здесь она никак не ожидала.
— Нет, нет, я не техноглобалист! — угадал ее сомнения парень. — Это у родителей моих такие взгляды. Они сюда прилетели, лишь только появилась возможность покинуть Землю. Но потом родился я, и им пришлось на время прервать космические похождения, пока я не подрасту. А мне все это просто скучно.
— И в чем же проблема? Тогда давай на Землю! Там веселее, — предложила она своему собеседнику.
— Ага… И оставить тут своих стариков? Одних? — ответил тот и вздохнул. — Они же так надеются на меня! Ждут, что и я когда-нибудь пожелаю, как и они — всю жизнь все дальше в космос. Честно говоря, мне с каждым годом все сложнее удерживать отца и мать от дальних путешествий. Это для них опасно!
Аленка редко встречала сверстников, с таким почтением относящихся к родителям. Обычно уже лет в восемь-десять, постигнув минимум научных знаний прямым транслированием в мозг, детишки разбредались кто куда. По дискотекам. Клубам. Иные вовсе уходили в инфосеть, уничтожая организмы. Понадобятся в реале, восстановят! Какие уж тут старики. Новый знакомый показался ей весьма забавным. И в то же время надежным, что ли?
— А ты действительно ни разу не летал на нашу планету? — заинтригованно спросила она.
— Не доводилось как-то. Что поделаешь, традиции семьи! — ответил парень с грустью. — Извини, придется остаться. Хотя и жаль, конечно.
Но так просто расставаться не хотелось. И Аленка предложила самое простое решение.