Я вошел в нежные фиолетовые сумерки бара, где тихо звенели стаканы и раздавался приглушенный шум голосов. В углу дребезжало пианино и женоподобный тенор выводил «Мой маленький ковбой» так же сокровенно, как бармен смешивает «Мики Финн»[8]. Понемногу я стал различать предметы. В баре сидело немало посетителей, но свободные места были. Неожиданно раздался чей-то громкий смех, и пианист выразил недовольство, пробежав пальцем по клавишам в стиле Эдди Дачина.
Мне удалось отыскать пустой столик у покрытой мягкой обивкой стены. Глаза привыкли к фиолетовому полумраку, и теперь я даже разглядел певца-ковбоя. Его волнистые рыжие волосы, вероятно, были выкрашены хной.
За соседним столиком сидела женщина тоже с рыжими волосами, разделенными посередине пробором и зачесанными назад. Огромные, черные, голодные глаза, не очень правильные черты лица и полное отсутствие косметики, за исключением пылающего, как неоновая вывеска, рта. Под пиджак со слишком широкими плечами она надела оранжевую блузку. Из робингудовской шляпы торчало черно-оранжевое перо. Женщина улыбнулась, показав маленькие острые зубы. Но я не улыбнулся в ответ.
Опустошив стакан, она постучала им по столу. Откуда-то выпорхнул официант в белоснежном пиджаке и замер передо мной.
– Виски с содовой! – рявкнула рыжая голосом, в котором слышались пьяные нотки.
Официант едва взглянул на нее и в ожидании уставился на меня.
– Бакарди с гренадином[9], – заказал я.
– Тебя стошнит от этой дряни, медведь.
Я даже не посмотрел в ее сторону.
– Значит, не хочешь играть, – слегка заплетающимся голосом заявила она. Я закурил и выпустил кольцо дыма в мягкий фиолетовый воздух. – Тогда вали отсюда! – дружелюбно добавила рыжая соседка. – Я могла бы подцепить с дюжину таких, как ты, обезьян на каждом перекрестке Голливудского бульвара. Там шатаются толпы безработных актеров и блондинок с рыбьими мордами, которые не откажутся опохмелиться.
– При чем тут Голливудский бульвар? – спросил я.
– При том – только мужик с Голливудского бульвара не ответит вежливо оскорбившей его девушке.
Сидящие за соседним столиком мужчина и женщина посмотрели в нашу сторону. Мужчина с симпатией улыбнулся мне.
– Это относится и к тебе, – заверила его любительница шотландского виски.
– Вы меня еще не оскорбили, – возразил он.
– Меня опередила природа, красавчик.
Вернулся официант с подносом. Сначала он дал мне бакарди. Рыжая громко возмутилась:
– О, эти официанты настоящие джентльмены. Они всегда пропускают даму вперед.
– Прошу прощения, мадам, – ледяным тоном извинился официант и поставил на ее столик бокал виски с содовой.
– Ничего страшного. Забеги как-нибудь, и я сделаю тебе маникюр, если раздобуду тяпку. Этот парень платит за меня.
Официант посмотрел на меня, получил деньги, отдал сдачу, оставив чаевые, и растворился между столиков.
Женщина пересела ко мне, не забыв захватить стакан с виски. Она поставила локти на стол и положила подбородок на ладони.
– Вот это транжира. Я и не знала, что таких рыцарей еще делают. Я тебе нравлюсь?
– Еще не понял, – ответил я. – Говори тише, а то тебя вышвырнут отсюда.
– Конечно! Пока я не начну бить зеркала, никто меня не трогает. Кроме того, я и их босс вот так, – она крепко сжала два пальца и рассмеялась, отхлебнув виски. – Где я тебя могла видеть?
– Да везде.
– А где ты меня видел?
– Тоже везде.
– Ага, – согласилась рыжая женщина. – Сейчас девушке трудно сохранить свою индивидуальность.
– Конечно, она так легко растворяется в бутылке, что потом днем с огнем не найдешь, – заметил я.
– Черта с два. Я могла бы назвать тебе с миллион людей, которые храпят с бутылкой под головой вместо подушки, и им приходится кое-что впрыскивать, чтобы они, проснувшись, не откинули копыта от белой горячки.
– Хм? – усомнился я. – Алкаши из кинобизнеса?
– Угу. Я работаю у парня, который колет их за десять баксов[10], а иногда берет двадцать пять или даже пятьдесят.
– Чудненький бизнес, – позавидовал я.
– Конечно, если только он не прерывается очень быстро. Думаешь, он длится долго?
– Чего бояться? Когда вас отсюда выставят, всегда можно переправиться куда-нибудь с Палм Спринг.
– Кто собирается кого и откуда выставлять?
– Не знаю, ответил я. – О чем мы вообще говорили?
Привлекательностью эта рыжая девчонка не отличалась, но у нее были изгибы в нужных местах. И, кроме того, она работала у человека, который колол пьяниц.
Я облизнул губы.
В бар вошел рослый брюнет и остановился в дверях, ожидая, когда его глаза привыкнут к слабому свету. Затем он начал, не спеша, разглядывать посетителей. Наконец его взгляд наткнулся на нас, и он направился в нашу сторону.
– Ого! – воскликнула рыжая. – Смотри, вышибала. Ты ведь с ним справишься?
Я не ответил. Она гладила щеку бледной рукой и искоса поглядывала на меня. Пианист провел рукой по клавишам и завыл «Мы все еще можем мечтать, не так ли?»
Рослый мужчина остановился у нашего столика. У парня были черные блестящие волосы, холодные серые глаза, словно нарисованные карандашом брови, очаровательный рот и перебитый, но нормально сросшийся нос. Он спросил, почти не разжимая губ:
– Давно вас здесь не видел или меня подводит память?
– Не знаю, – ответил я. – Все зависит от того, что вы пытаетесь вспомнить.
– Ваше имя.
– Не стоит напрягаться, – посоветовал я. – Мы не встречались.
Я вытащил из нагрудного кармана металлический жетон, визитку и бросил их на столик.
– Этот билет мне подарил полковой барабанщик, который стоит на воротах. А на карточке мое имя, возраст, вес, рост, отличительные приметы, количество судимостей и дело, по которому я пришел к Конриду.
Черноволосый франт проигнорировал жетон, дважды прочитал визитку и даже посмотрел на обратную сторону. Он одарил меня слащавой улыбкой. На рыжую женщину этот любознательный тип не обращал ни малейшего внимания. Брюнет постучал ребром карточки по столу и фыркнул, как очень молодая мышь. Моя соседка, уставившись на потолок, притворилась, что зевает.
– Значит, вы один из этих частных сыщиков, – сухо проговорил он. – Какая жалость, что Мистер Конрид первым утренним самолетом улетел на север в небольшую деловую поездку.
– Должно быть, днем на Сансете я видела его двойника в сером «корде»[11], – вмешалась рыжая пьянчужка.
– У мистера Конрида нет серого «корда».
– Он вешает тебе лапшу на уши, – объявила рыжая. – Держу пари, Конрид сейчас наверху мухлюет за рулеткой.
Брюнет по-прежнему не смотрел на нее. Это подчеркнутое игнорирование производило большее впечатление, чем пощечина. Ее лицо медленно побледнело.
– Ну что же, спасибо за разъяснение. Может, как-нибудь в другой раз, – предложил я.
– Конечно, но мы не пользуемся услугами частных детективов. Какая жалость.
– Скажешь еще «какая жалость», и я закричу, – предупредила рыжая пьяница.
Брюнет сунул визитку в карман и встал.
– Надеюсь, вы понимаете, – туманно пояснил он. – Так что...
В этот момент девчонка фыркнула и выплеснула виски ему в лицо. Парень отскочил от столика, достал накрахмаленный белый платок и, тряся головой, быстро вытер лицо. Когда он отнял платок, на воротнике осталось большое пятно.
– Какая жалость, – извинилась рыжая скандалистка. – Я приняла вас за плевательницу.
– Забирай ее отсюда, – промурлыкал брюнет. – И чем быстрее, тем лучше.
9
Бакарди с гренадином – сорт кубинского рома, названный в честь кубинского торговца Бакарди; гренадин – гранатовый сироп для коктейлей.