Еще до окончания войны Гюнтер стал подыскивать в Берлине дом для себя и своей семьи и нашел его в Нойбабельсберге. Застроенный виллами лесистый берег озера Грибнитцзее стал местом отдыха богатых берлинских банкиров, фабрикантов, офицеров и профессоров, среди которых было много евреев. Местность была живописная. По обеим сторонам улиц росли платаны, липы, клены. Вилла Квандтов располагалась по адресу Кайзерштрассе, 34. Это был последний дом в поселке, он стоял у самого озера и граничил непосредственно с дворцовым парком Бабельсберг. В октябре 1918 года, в дни школьных каникул, Антония Квандт с двумя сыновьями-подростками, Гельмутом и Гербертом, приехали в Берлин навестить отца. Семья жила в княжеской гостинице. Квандт с гордостью показал им дом в Нойбабельсберге с прилегавшим к нему большим старым парком площадью в 7000 квадратных метров. Здесь должна была вскоре поселиться вся семья.
Но случилось по-другому. Вернувшись на следующий день в Притцвалк, Тони слегла. Через день Гюнтеру позвонил его прокурист и сообщил, что его жена заболела воспалением легких. Квандт сразу попытался уговорить известного берлинского профессора медицины поехать вместе с ним в Притцвалк, но тот отказался, сославшись на большое количество пациентов, больных гриппом. А еще через день Тони умерла, став в 1918 году одной из 20 миллионов жертв «испанки».
Смерть жены была первым тяжелым ударом судьбы в счастливой и успешной до этого жизни. В 37 лет Гюнтер Квандт стал вдовцом, но несчастье не сломило его. Обоих сыновей, восьми и десяти лет, он поместил у бабушки и дедушки в Виттштоке и вернулся в Берлин. А в марте 1919 года забрал детей, и с этого момента семья жила в Нойбабельсберге. Гельмут и Герберт и в Берлине видели отца только по выходным. Мальчики жили в доме Веттин школы-интерната Далем под присмотром супружеской пары Кёлер и посещали расположенную неподалеку гимназию Арндта.
Гюнтер Квандт погрузился в работу. Он начал делать карьеру в новой для себя отрасли экономики — в калиевой промышленности, которая развивалась стремительнее, чем текстильная, где конъюнктура давно стабилизировалась. С тех пор, как Юстус фон Либиг подтвердил, что соли, содержащие калий, можно употреблять в качестве удобрений, в этот бизнес в Германии устремились грюндерство и спекулянты. Открывали все новые шахты, и в итоге предложение калия выросло сверх всякой меры, а цены упали, мгновенно превратив в пыль крупные состояния. Еще до войны фирмы, занимавшиеся калием и переживавшие трудные времена, начали концентрироваться в крупные объединения. В решающую фазу концентрация вступила в двадцатые годы.
Гюнтер Квандт был одним из самых ловких стратегов крупной биржевой игры. В 1918 году через посредничество Фрица Рехберга он стал членом Правления фирмы Wintershall AG, где познакомился с Августом Ростергом, генеральным директором и одновременно крупным акционером предприятия; он был на одиннадцать лет старше Гюнтера. С помощью Квандта Ростерг начал развивать отрасль. То, что Квандт был опытным предпринимателем в текстильной промышленности, но поначалу ничего не понимал в добыче калия, не играло никакой роли. В это переломное время речь шла о других качествах. «Квандт был участником генерального штаба экономической войны и, естественно, знал, что такое служебные тайны, — рассказывал экономист Курт Прицколейт. — Это служило ему рекомендацией для того, чтобы поучаствовать в работе по осуществлению планов концентрации».
На первый взгляд, Квандт и Ростерг имели мало общего. Один был сыном фабриканта, которому отец оказал хорошую материальную помощь на старте, другой — выходец из семьи горняка, состоявшей из двенадцати человек. Он прошел путь от бурового мастера до генерального директора. Но обоих объединяло стремление построить свои империи. Ростерг хотел сделать из Wintershall ведущий концерн немецкой калиевой промышленности. Для этого ему нужен был партнер. «Сотрудничество должно было принести пользу обоим. От Квандта исходили предпринимательские инициативы, он обладал организаторскими способностями, имел связи с ключевыми фигурами политической и экономической иерархии власти, хорошо знал бурно развивавшееся экономико-политического законодательство и мог трезво оценить перспективы, — так проанализировал Прицколейт их отношения. — Ростерг открыл перед ним гораздо более широкое поле деятельности, чем могла предложить человеку с качествами Квандта текстильная промышленность до начала эры искусственных волокон».