25 марта 1917 г. на съезде белорусских национальных организаций минское отделение «Таварыства дапамогі пацярпелым ад вайны» провозглашает себя Белорусским национальным комитетом и берет на себя роль координатора всего национального движения. Тогда же из небытия возвращается и Белорусская социалистическая громада.[23] Одновременно в городе проходят первые белорусские митинги. Правда, публичные выступления на белорусском языке вызывают далеко не однозначную реакцию, а иногда и плохо скрываемую враждебность. С. Рудович отмечает:
«Правительственные органы и местное самоуправление, Советы рабочих, солдатских и крестьянских депутатов, командование и солдатские комитеты Западного фронта по способу создания, политической ориентации и личному составу были индифферентны или даже враждебны по отношению к белорусской идее».[24]
Поэтому Громада получила всего одного представителя в Минской городской думе, а минская организация партии осталась без собственного делегата в местном Совете, так как ее численность была меньше необходимого минимума. Прошедшие уже позже, в середине ноября 1917 г., выборы во Всероссийское учредительное собрание наглядно показали, что белорусское движение еще не готово к широкомасштабной избирательной кампании: в Минске за белорусский список проголосовал всего лишь 161 человек![25]
В это время происходит резкая радикализация самого белорусского движения. Тот факт, что белорусский комитет, где большинство теперь принадлежало левым, до сих пор возглавлял крупный землевладелец Роман Скирмунт, было своеобразным анахронизмом. На очередном съезде национальных организаций 8–11 июля вместо Белорусского национального комитета была создана Белорусская центральная рада, где пост председателя перешел к И. Лёсику, который накануне вернулся из более чем десятилетней сибирской ссылки. Она провозгласила себя единственным руководящим и представительным органом «всего белорусского движения» и выступила с требованием национально-культурной автономии Беларуси.[26]
Но тут вновь возник вопрос: а собственно, кого считать «белорусом»? Уже на открытии первой сессии Центральной рады 5 августа 1917 г. вдруг выяснилось, что председательствующий на ней Петрашкевич плохо знает белорусский язык и будет вести заседание на русском. В ответ один из участников, ксендз А. Сак, потребовал, чтобы сессия велась исключительно по-белорусски. После того как его предложение было отклонено, ксендз покинул зал. Настроение, охватившее большинство делегатов, красноречиво выразила Полута Бодунова, заявившая: «Сначала социализм, потом — нация!»
Внезапно оказалось, что народ — весьма относительный авторитет. Тот же И. Лёсик в этой связи замечал:
«Наши крестьяне на съездах высказывались в том смысле, что им не нужна автономия, но делали они это по неразумению и темноте своей, а более всего в результате обмана, так как вместе с тем они говорили, что и язык им не нужен. Никто в мире не отрекается от своего языка… а наши крестьяне отрекаются. Значит — делают они это по неразумению и темноте… По тем или иным вопросам мы обращаемся к экспертам и специалистам, а вот при государственном строительстве удовлетворяемся мнением таких специалистов, как темный и некультурный народ… Народ — вещь хорошая, но ему необходимо рассказать, разъяснить, его необходимо сначала просветить, научить и только потом уже звать к себе на совет».
Тем временем на территории Минской и Могилевской губерний начинается формирование Первого польского корпуса генерала И. Довбор-Мусницкого. Именно этот факт во многом заставил лидеров Белорусской громады, первоначально выступавших против национальной армии, пересмотреть свои взгляды. Историк Александр Кукса отмечает:
«Белорусы осознали, что, насколько бы не были умеренны и законны их требования, они должны опираться на белорусский штык. Благодаря в первую очередь активной деятельности С. Рак-Михайловского на протяжении каких-то двух-трех месяцев, с августа по октябрь, проходит целый ряд белорусских войсковых съездов, а российская армия покрывается густой сетью белорусских воинских организаций».
Один из современников замечает:
«Совершенно неожиданно на сцене появилась новая сила — белорусская армия… Причинами этого были или разочарование в России, или страх и нежелание принимать участие в гражданской войне».[27]
23
В состав комитета вошло восемнадцать человек: Роман Скирмунт — председатель, его заместители Павел Алексюк и Всеволод Фальский, члены комитета Леонид Заяц, Фабиан Шантыр, Аркадий Смолич, Евсей Канчер, Иван Красковский, Александр Бурбис, М. Коханович, Боборыкин, Винцент Годлевский, Дмитрий Жилунович, Эдвард Будько, Бронислав Тарашкевич, Казимир Костровицкий, Вацлав Ивановский, Леон Дубейковский.
24
Одновременно активизируются белорусские организации в самых отдаленных концах империи, где только можно было встретить беженцев с оккупированных губерний, — в Барнауле, Орле, Калуге.
25
Для сравнения, еврейский блок получил 12 624 голоса, большевики — 9521, польский избирательный комитет — 4261.
26
В состав исполнительного комитета Центральной рады вошли И. Лёсик — председатель, А. Смолич, В. Фальский, В. Левицкий и В. Голубок. Позднее, в августе 1917 г., его состав изменился.
27
Одно из воззваний гласило:
«Товарищей солдат и офицеров белорусов, желающих послужить на благо белорусского народа и для защиты трудового крестьянства от панов-угнетателей нашего края, просим записываться в национальное белорусское войско».