Кобурн побрел сквозь слепящие снежные вихри. Минут через десять он почувствовал, что ушел от погони, спустя час стал абсолютно уверен, что больше никогда не увидит зеленокожих инопланетян. Правда, он начал подозревать, что вообще больше никогда никого не увидит. То был Эверест, грозный царь Гималаев, вокруг бесновались торжествующие стихии, а у Кобурна не было ни снаряжения, ни знаний, чтобы найти дорогу к людям.
Он упрямо переставлял ноги, стараясь по возможности двигаться под гору и надеясь только на прочность отопительной системы костюма. Однако постепенно он начал выдыхаться. Он все чаще оступался и, упав, уже не торопился вставать. В конце концов дальнейшее продвижение стало бессмысленным. Кобурн сел на камень и стал ждать, пока снег заметет его с головой, и следа не оставив от его жалкого, бесплодного существования. Он отрешенно приготовился погрузиться в вечный покой…
Не прошло и тридцати секунд вечного покоя, как сверху на него внезапно опустилась грубо сплетенная сеть. Его швырнуло на снег.
Кобурн с испуганным криком попытался высвободиться, но жесткие веревки еще крепче впились в его руки и ноги. Он понял, что все же попался в руки инопланетян, и на этот раз его живым не отпустят. Импровизируя ругательства на галалингве, он отчаянно пытался встать на ноги, чтобы умереть стоя, как подобает мужчине, но сокрушительный удар по основанию черепа не позволил Кобурну осуществить даже это скромное желание. Погружаясь во тьму, он успел заметить, что атакующие были одеты в обычные земные горнолыжные костюмы…
О последующем временном отрезке Кобурн мало что помнил. Большую его часть он был без сознания, но иногда, полуочнувшись, понимал, что сеть с ним волокут по снегу Когда к нему вернулся дар речи, он попытался было запротестовать, но обнаружил, что рот обезьяньей маски намертво захлопнулся, и сказать что-либо членораздельно просто невозможно. Кобурн сдался и, откинувшись на спину, сосредоточил все усилия на том, чтобы уворачиваться от острых камней, в изобилии попадавшихся на дороге. Несколько минут спустя отряд остановился. Один из присутствующих откинул забрало своего лыжного шлема.
– Один есть! – крикнул он по-английски кому-то, кто был невидим Кобурну. – Мы поймали йети!
– Вот здорово! – отозвался женский голос.
Кобурн возмутился, что его считают животным и соответственно с ним обращаются, но при звуке этого голоса позабыл обо всем. Он сел и стал отчаянно дергать за язычок «молнии».
Женщина опустилась на колени перед ним.
– Мой йети, – выдохнула она. – Мой собственный йети!…
Кобурн, наконец-то справившись с «молнией», сорвал с головы свою обезьянью маску.
– Эрика, – произнес он. – Моя собственная Эрика!
– Бог ты мой, – пробормотала она изумленно. Потом ее лицо расплылось в лучезарной улыбке, над которой не был властен даже холод: – Ах ты мой глупыш, ах ты мое чудо! А я ведь вправду поверила, что ты удрал в космос и позабыл обо мне.
– Ничего подобного, – ответил он, потянувшись к ней.
– Подожди, здесь не место. – Она помогла Кобурну подняться на ноги. – Надо доставить тебя под крышу, а то еще замерзнешь. И ты нам объяснишь, как так вышло, что ты пустился догонять мою экспедицию в обезьяньем наряде. Не сомневаюсь, у тебя уже заготовлена какая-нибудь невероятная история.
Кобурн обнял ее за талию:
– Постараюсь что-нибудь придумать.
The Giaconda’s Caper
Перевод с англ. O В.А. Вебера, 2003.
В то январское утро в мою контору вошла пепельная блондинка.
– Вы Фил Декстер, частный телепат? – спросила она, положив передо мной плоскую коробку.
– А что написано на двери, крошка?
Она холодно улыбнулась.
– «Эластичные корсеты Глоссопа».
– Я прибью этого бумагомараку! – прорычал я. – Он обещал сменить вывеску еще на прошлой неделе. Я сижу в этой конуре уже два месяца…
– Мистер Декстер, – прервала меня блондинка, – вы не будете возражать, если мы отвлечемся от ваших проблем и займемся моими? – Она начала развязывать веревку.
– Отнюдь. – Я придал лицу серьезное выражение. – Чем я могу вам помочь, мисс…
– Кэрол Колвин. – Она нахмурилась. – Я полагала, телепаты и так знают, о чем пойдет речь.
– Телепатия – особый дар, недоступный простым смертным, – подтвердил я и пустился в долгие объяснения, но Кэрол, похоже, меня не слушала, продолжая заниматься коробкой.
Наконец она сняла крышку и достала из нее старинный, написанный маслом портрет.
– Что вы можете сказать об этой картине? – последовал вопрос.
– Хорошая копия «Моны Лизы», – ответил я. – Очень приличная имитация, но… – Я замолчал, прислушиваясь шестому чувству.
От картины веяло стариной, написали ее никак не меньше пятисот лет тому назад, и передо мной возникли странные образы: красивый мужчина с бородкой, в средневековом на ряде, заросшие густыми лесами холмы, бронзовые скульптуры, кривые улочки древних городов. А за всем этом угадывалось какое-то темное помещение и возведенное в нем круглое деревянное сооружение, по-видимому, часть большой машины.
Кэрол с интересом следила за выражением моего лица.
Неужели не копия? Я глубоко вздохнул.
– Мисс Колвин, я на девяносто процентов убежден, что картину написал сам Леонардо да Винчи.
– То есть это «Мона Лиза»?
– Ну… да.
– Но это невозможно, не так ли?
– Сейчас мы это проверим. – Я нажал клавишу компьютера. – «Мона Лиза» находится в парижском Лувре?
– Я не могу ответить на этот вопрос.
– Недостаточно информации?
– Недостаточно денег. Пока вы не внесете плату за последние три недели, база данных для вас закрыта.
– Да кому ты нужен, – фыркнул я. – О такой краже писали бы все газеты.
– Тем более глупо спрашивать об этом у меня, – отпарировал компьютер.
Я отпустил клавишу и кисло улыбнулся, понимая, что не стоило затевать подобную дискуссию в присутствии клиента.
– Если вы закончили, – холодный тон Кэрол стал арктически ледяным, – я расскажу, как попала ко мне эта картина. Или вас это не интересует?
– Разумеется, интересует, – торопливо ответил я, чувствуя, что она вот-вот откажется от моих услуг.
– Мой отец торговал картинами. В Сакраменто у него была маленькая галерея. – Она присела на краешек стула. – Он умер два месяца тому назад, оставив мне и картины, и галерею. Я не слишком хорошо разбираюсь в живописи и решила все продать. Проводя инвентаризацию, я нашла в сейфе этот портрет.
– Вам повезло.
– С этим еще надо разобраться. С одной стороны, картина может стоить несколько миллионов, с другой – я могу получить пять лет тюрьмы. Поэтому сначала хотелось бы выяснить, что меня ждет.
– Поэтому вы пришли ко мне. Очень мудрое решение, мисс Колвин.
– А вот в этом я начинаю сомневаться. Для человека, обладающего шестым чувством, вы на редкость неуверенно владеете остальными пятью.
Я нахмурился.
– Ваш отец что-нибудь говорил об этой картине?
– Нет… потому я и думаю, что он приобрел этот портрет незаконным путем.
– Вы представляете себе, как картина попала к нему?
– В общем-то, да. Прошлой весной он проводил отпуск в Италии, а вернувшись, очень изменился.
– В каком смысле?
– Стал нервным, замкнутым. Обычно с таким настроением из отпуска не приезжают.
– Интересно. Значит, вы полагаете, что он привез картину из Италии? Посмотрим, нельзя ли узнать что-нибудь еще. – Я протянул руку и коснулся шершавой поверхности холста. Перед моим мысленным взором возник лысый толстяк, несомненно, отец Кэрол, залитые солнцем городские площади. – Рим, – уверенно заявил я. – Ваш отец провел несколько дней в Риме, а затем перебрался в Милан.
– Верно. – Кэрол одобрительно кивнула. – Похоже, вы, действительно телепат.