Я пишу тебе об этом, Марк, потому что мне нужна твоя помощь. Хочу попросить тебя кое о чем. Это очень опасно, и при обычных обстоятельствах я бы ни за что не осмелился обратиться к тебе. Но лишь с твоей помощью я смогу спасти дядю Пресса. Я пойму, если ты откажешься, но я хочу, чтобы ты знал, что случилось после того, как дядю похитили всадники, а ты сам решай, помогать мне или нет.
Итак, в прошлом письме я остановился на том, что дядю Пресса уволокли рыцари Каган, а я потерял сознание. Марк, а ты когда-нибудь отключался или терял сознание? Это странное состояние, совсем не похожее на сон. Например, засыпая, никогда точно не знаешь, в какой момент уже спишь, а в какой — еще бодрствуешь. Вроде и не спишь еще, в голове носятся размытые образы — то ли фантазии, то ли воспоминания, а в следующий момент уже пора просыпаться. А вот когда теряешь сознание, ты чувствуешь момент, когда оно уплывает. Очень неприятные ощущения. Но и очухиваться потом не намного лучше: ты еще не совсем понимаешь, где находишься и что происходит, как вдруг чья-то рука решительно выдергивает тебя назад, в реальный мир. Очень неприятное ощущение.
После того как сознание вернулось ко мне, я не имел представления, где нахожусь и что происходит. Едва открыв глаза, я увидел лицо. Лицо девушки. Сначала я подумал, что это Кортни. Но, пошевелив извилинами, я пришел к выводу, что это не она. На Кортни эта девушка совсем не была похожа. Она была совершенна. (Стоп! Звучит как-то нехорошо… Я не хочу сказать, что Кортни не совершенство, но, в общем, они разные, понимаешь?) Она была примерно моего возраста, может, чуть постарше. Кожа у нее была смуглая, а глаза — такие темные, что казались черными. Темная, тугая коса заканчивалась где-то на уровне талии. Она носила такие же причудливые кожаные одежды, как и те, что дядя Пресс напялил на меня чуть раньше, да только смотрелись они на ней гораздо лучше, потому что фигурка у нее была — загляденье. Ни капли жира, сплошные мускулы. Ей бы на Олимпийских играх выступать. Кроме того, девушка была высокая, чуть выше меня. Если бы мы находились на Земле, я бы предположил, что у нее африканские корни. Да только мы не на Земле.
Я молча пялился на нее, лежа на спине, а она спокойно глядела на меня. Лицо ее ничего не выражало. Я даже не мог понять, рада ли она, что я очухался, или же собирается доделать работу, начатую квигами, и прикончить меня раз и навсегда. Еще несколько минут мы смотрели друг на друга, и, наконец, сглотнув, я просипел:
— Где я? — Ноль баллов за оригинальность, но мне же нужно было знать.
Девушка не ответила. Молча она подошла к плоскому камню, на котором были расставлены какие-то деревянные чаши, взяла одну из них и протянула мне. Я не торопился брать ее. Кто знает — может, это яд? А, может, кровь? Или какая-нибудь дрянь, которая для местных является деликатесом?
— Это вода, — спокойно сказала девушка.
О! Это другое дело! Я взял чашу. Пить хотелось ужасно. Девушка отошла и, сложив руки, встала у двери. Посмотрев по сторонам, я понял, что нахожусь в какой-то хижине, не очень большой — едва ли больше, чем гостиная у нас дома. Жилище представляло собой одну-единственную комнату с шестью стенами. Шестиугольник. Стены были сложены из камней, скрепленных чем-то вроде вязкой грязи. Несколько отверстий в стенах служили окнами, одно, большое, дверью. Потолок к центру хижины повышался, крыша была сделана из сплетенных прутьев. Пол — земляной, но настолько утоптанный, что мог сойти за бетон. Я лежал на низкой скамье, сделанной из грубо отесанных бревен. Скамью покрывала циновка, и, в общем, было довольно удобно, но провести всю ночь на таком ложе мне бы не хотелось. По всей хижине рядами стояли точно такие же лежанки. Вероятно, я находился в местной больнице. После всех событий я оказался на больничной койке! Не удивительно!
У меня складывалось впечатление, что я перенесся назад во времени и попал в эпоху, когда люди обустраивали свой быт тем, что под руки подвернется, и, как это ни прискорбно, не заботились о личной гигиене. Ах да, забыл упомянуть, что в хижине смердело, как в хлеву. Мне даже подумалось, действительно ли стены обмазаны грязью? Или это кое-что настолько омерзительное, что меня бы вывернуло наизнанку, узнай я о происхождении этого вещества?
Я взглянул на эту красивую девушку. Кто она? Друг? Враг? А может, охранница, верно служащая черным всадникам, утащившим дядю Пресса? Миллионы мыслей роились в моей голове, но одна особенно не давала мне покоя. Мне очень хотелось в туалет.