Семен отсчитал уже пять... шесть секунд, удерживая зайчик луча в одной точке, но «табакерка» все перла и перла вперед, не собираясь дырявиться.
«Что за черт? - подумал Семен. - Усиленная броня?» И как раз в этот момент металл бронемашины побагровел, лобовая плита вогнулась, словно пластилиновая, а потом прорвалась вовнутрь расплавленным потоком. Семен целил под самый ствол «табакерки», где за броней находился лучевой генератор. От огромной температуры тот должен был взорваться, разнеся по пустыне жидкометаллические капли - все, что осталось бы от вражеского танка. Но он почему-то не взорвался...
«Новые сюрпризы! - нахмурился Семен. - Ну, ничего!» А продырявленная «табакерка» продолжала двигаться. До нее оставалось уже тридцать два метра. «Ничего, - повторил старшина. - Легче целиться!» И вдарил новым лучом в проделанное им же отверстие.
Бронемашина дернулась и заглохла. Внутри нее зашипело, заплевалось сквозь «рану» огнем. Повалил густой дым. Так и не взорвавшаяся «табакерка» перестала, тем не менее, быть боевой единицей. Что и требовалось.
Увлеченный нелегкой победой, Семен потерял общую картину боя. Между тем почти все «табакерки» находились уже в зоне доступного огня. Но и сами они не собирались играть роль мишеней, начиная плеваться шипящими лучами. Соседнюю же с «семеновой» бронемашину уже поливали из лучеров сразу двое бойцов. Но у них, видимо, не достало выдержки подержать луч дольше чем обычно, и расстояние между ними и «табакеркой» неумолимо сокращалось.
- Мать твою!.. - ахнул Семен, увидев наконец, что товарищи не справляются и вот-вот погибнут. Он быстро перевел ствол на новую цель, шепча: «Не успею, не успею!» И не успел. Из «табакерки» резанул луч. Только не по стреляющим солдатам, а в его, Семена, сторону. Он успел лишь заметить, как взметнулся красивыми брызгами прикрывавший его булыжник, и сразу все потухло.
Открывать глаза очень-очень не хотелось. Но когда Семен все же сделал это, то увидел над собой низкий серый потолок.
- Очнулся ваш герой, - послышался смутно знакомый голос.
- Он может говорить? - спросил кто-то еще более знакомый.
- Не то что говорить - хоть снова под танки! - хохотнул первый.
Над Семеном склонилась голова поручика.
- Ну что, боец-молодец? Как себя чувствуешь?
- Господин поручик! - попытался вскочить Семен, но рука Иваневича легла ему на плечо:
- Лежи, лежи! Теперь можно полежать денек-другой.
- Как бой? - заволновался старшина. - Мы победили?
Господин поручик смущенно крякнул.
- Мы не проиграли, - сказал он. - Отступили на занимаемые ранее позиции.
- Как отступили?.. А залги? Мы раздолбали «табакерки»?
- Не все, - осторожно ответил комвзвода. - Собственно, ты подбил единственную бронемашину.
- Как?! - все же подскочил Семен. - Почему?!
- Что-то проклятые залги придумали. Броня стала крепче, генераторы дополнительно защитили...
- А наши бронетанки? Они тоже не смогли с ними справиться?
Иваневич посуровел.
- Бронетанки были заняты другой важной задачей. Все, герой, хватит вопросов, отдыхай.
- Но залги, - не унимался старшина, - они где? Почему вы говорите, что у нас есть время на отдых?
- Залги заняли нашу прежнюю позицию. Укрепляются. Подтягивают свежие силы. Разведка донесла... Собственно, это не твоего ума дело! - Похоже, поручик все-таки рассердился. - Все, отдыхай! Документы на твое награждение переданы в штаб. - Козырнув, он покинул палату.
Семен опустился на койку. Значит, он в лазарете. Живой, выходит, остался. Повезло!.. Он зло сплюнул.
- Но-но, хорош плеваться! - донеслось сбоку. Тот самый первый голос, смутно знакомый.
Старшина скосил глаза. А-а, фельдшер! Как его... Тимирязев? Мечников?..
- Ты кто такой, чтобы мне тут указывать? - нарочито строго спросил Семен.
- Я - замначальника полевого лазарета, старший сержант Мичурин, - с ехидцей ответил фельдшер. - А поскольку начальник сейчас на операциях, то я и вовсе тут главный. Так что лежи и не плюйся!
- На операциях, говоришь? - смягчил тон старшина. - Что, много наших ранило?
- Да нет, не много, - пожал плечами Мичурин. - С тобой - четверых.
Семен собрался было облегченно вздохнуть, но фельдшер добавил:
- Еще трое целехоньки, считая господина поручика...
- А остальные?! - подпрыгнул Семен, сжимая кулаки.
Фельдшер повернулся и молча вышел из палаты.
И потекли тягучие, серые, несмотря на «веселый» оранжевый пейзаж, дни. Да не один, не два, как сказал поручик Иваневич, а и три, и четыре, и пять... Обе стороны укреплялись, подтягивали новые силы, восстанавливали надорванные. По донесениям разведки, на данный момент наступило определенное равновесие, когда ни тем, ни другим не хотелось рисковать. И те, и другие чего-то выжидали, чего именно - ведомо только высшему командованию.