Выбрать главу

— Не болтай, Андрэ.

— Да, папа, — покорно отозвался сын. — Между прочим, там видели одного господина в зеленой шляпе...

Альбер вертит ложечку и шевелит губами. Нижняя губа у него пухлая и придает сейчас лицу капризное выражение.

— Перестань, — сказал Этьен.

Но Андрэ не может перестать. Он ликует. И не желает замечать, что его залихватский тон никому не нравится.

— А фашист удрал, — заявил Андре, переведя дух. — Он умчался в Тонс.

Ложечка резко звякнула. Альбер уронил ее на блюдце.

— В Тонс? Откуда тебе известно?

— В общем, в том направлении... Все таксеры говорят... Он же в такси смылся...

— А ты успел побеседовать со всеми шоферами такси, — строго оборвал отец.

— Не со всеми, но...

Альбер встал:

— Что ж, была не была...

Я пожал его сухую, узкую руку. Через минуту мы услышали малолитражку Дювалье. Она пророкотала и затихла, съехав с косогора. Этьен провел ладонью по лбу.

Стремительный отъезд ошеломил всех нас, но радовался один Андрэ. Его распирало от восторга. Этьена же обеспокоил поворот событий.

— Скорее ветер остановишь, — сказал он хмуро. — Бедный Мишель, ты совсем потерял голову.

Он увел меня к себе и открыл мне всю историю Альбера Дювалье.

Альберу было двенадцать лет, когда погиб его отец. Карнах спустил на него собаку. Через три года, на улице, мать сжала Альберу плечо. «Смотри, — сказала она. — Смотри и запомни. Вот он — Карнах!» Штурмбанфюрера вели под конвоем американские военные. Альбера мучила досада: почему не он, другие запрут убийцу в тюрьму, накажут его? Хотелось самому...

Много лет спустя Альбер прочел в газете, что Рихард Карнах отсидел недолго, перебрался в Южную Америку и живет там припеваючи в своей усадьбе. Ненависть ожила, но как дать ей ход? Враг далеко. Альбер служил в сельской аптеке, зарабатывал мало. Все же он откладывал деньги, уверенный, что когда-нибудь ступит на борт океанского лайнера. Он не подходил к стойке бара, из экономии чуждался товарищей. Шесть лет лишений... За это время Карнах был тысячу, миллион раз застрелен, обезглавлен, четвертован. И вдруг — богатство, полная свобода действий! Умер родственник Альбера, владелец бисквитной фабрички. Разумеется, Альбер не опустил на цинковую стойку ни франка из своего капитала — все вошло в фонд мести.

Вот уже наконец заказан билет на самолет. Карнах в Гватемале. Накануне вылета Альберу сообщили: Карнах в Европе. Что-то влечет Карнаха на места своих преступлений. Отыскать его, понятно, и здесь нелегко. Квартиры у него то в Западной Германии, то в Австрии, то в Эльзасе, наезды кратки, и каждый раз у него новое имя...

Этьен рассказывал, а перед моими глазами стояла черная машина, огонь хозяйничал в кабине и в багажнике, лак мертвенно тускнел... Да, итог покамест неважный. Надо отдать справедливость Альберу, до чего же он цепок! А ведь посмотришь — в чем душа держится!

Я так и сказал Этьену.

— Расхлебывать будем мы, — бросил он. — Помяни мое слово, газеты завтра же будут честить на все корки коммунистов. Нам пришьют и хулиганство, и самодурство, и... милых выражений целый арсенал припасен. Погоди, это еще не всё. Дювалье вспугнул Карнаха, и мы опять в потемках...

Он пояснил — в Тюреннский лес наведывается не один Карнах.

— Спроси Пуассо, у него они часто гостят... Полюбовался я на одного — розовый господин, озирается кругом, сияет, притворяется, будто в первый раз у нас. По-французски первый день не говорит, а мычит. Потом ружье на плечо и пошел. Военным шагом, не спрашивая дороги. Охотник!

— Что им нужно?

— Я рад бы тебе ответить... Завтра зайдет Маркиз, послушаем его. Между прочим, это ведь он помогает Альберу в розысках. Маркиз, частный детектив!

10

Я очнулся на сеновале мадам Мари, и лишь постепенно кубы прессованного сена сползли куда-то, обнажив стены комнаты Этьена.

Он еще спал. Окно было серое, тополь за стеклом виднелся расплывчатой тенью.

Я подошел к окну. Спало и шоссе, лежащее внизу, в долине. Очень редко мелькают в просветах между сгустками леса фары автомашин.

Мы допоздна беседовали с Этьеном, и он говорил мне: «Ох, до чего много развелось одиночек! Альбер не признает никаких партий, никакой помощи не хочет, — ему надо отомстить самому. На все остальное ему наплевать. А мне трудно с одиночками. С ними терпение и терпение требуется. И слова не простые».

Чем я могу помочь Этьену?

Многое тут непривычно, странно. И я тоже не знаю, какими словами можно подействовать на Альбера, который решил прикончить врага собственными руками. Сперва объявить Карнаху свой, личный приговор, а потом застрелить. Чтобы знал, за что... Несовременно, как Тюреннский замок. Видно, Дювалье не верит, что кто-нибудь другой схватит фашиста. Какая-нибудь власть... Что ж, если так, то Альбера как-то можно понять. Но все-таки... Нет, я вряд ли сумею дать Этьену толковый совет.