— Товарищи! Минуточку внимания...
Людмила Павловна, наша переводчица из Интуриста, маленькая, курносая девушка, остриженная под мальчишку. Маленькая, но очень уверенная в себе, страшно деловитая. Спасибо ей! Она хоть на время отводит внимание на себя.
— Минуточку! Тише, пожалуйста! После обеда мы скоренько собираемся и едем...
Я перевел дух, словно удалось наконец расстегнуть очень тесный, стиснувший шею крахмальный воротничок. Куда мы едем? К средневековому замку? Отлично! Осмотр города-музея Тонса продолжается.
В свое время я все объяснил, ответил на все вопросы, — когда вернулся на родину. Ответил раз и навсегда. После бесед с товарищами разных званий и должностей у меня возникло странное, быть может нелепое чувство. Я оттолкнул от себя двадцатидвухлетнего Мишеля Максимова. Я обозвал его дурачком, сопливым романтиком. Он ведь испытывал беспредельное доверие ко всем решительно, — исключая только носителей свастики.
— Тише, товарищи! На замок у нас минут сорок, а затем мы едем...
Тогда замок охраняли немецкие часовые. Склады, ремонтная мастерская. Здешние улицы я тоже вижу по-настоящему впервые. Тогда они были погружены в темноту, и мы не останавливались в отеле и вообще не выходили из машины. Нас, набитых в кузов, как тряпье, голодных, отощавших в концлагере, везли через Тонс на шахты, на работу...
— Хорошо, товарищи! Через пятнадцать минут мы все внизу, у автобуса. Михаил Селиверстович, вы, кажется, хотели наклейку...
Милая Людмила Павловна, Люся! Да, мне нужна отдельная наклейка на чемодан. В заграничном путешествии непременно что-нибудь коллекционируешь. Правда, я мог бы сам взять наклейку у портье. Люся ничего не забывает, обо всех заботится. Она осунулась от забот, ее брови стали резко черными на бледном личике.
Наклейка яркая, броская, я заставляю себя любоваться ею. На ней за́мок, который нам предстоит посетить.
Автобус уже подан. Кабина шофера — весельчака Мину, сыплющего анекдотами, — украшена голубым вымпелом туристской фирмы, букетиком астр, портретом Софи Лорен и матрешкой. Клавдия Ивановна, наша круглая, розовая докторша, раздает матрешек направо и налево. Автобус залит синим лаком, тротуар вымыт мылом. Газетный киоск набит пестрыми сенсациями из Парижа, Брюсселя, Рима, Лондона и красуется на холодном осеннем солнце, словно рождественская елка. В витрине напротив лежат сыры, огромные, как мельничные жернова. На все я смотрю глазами новичка, никогда не бывавшего в этой стране.
Мишель, Бобовый король, только что вторгшийся в сегодня, уходит обратно в свое далекое, неповторимое, невероятное время.
Мы влезаем в автобус сквозь строй мальчишек, еще не одаренных матрешками и открытками.
До замка, кажется, рукой подать, он парит над самой крышей магазина, торгующего исполинскими сырами, но, чтобы добраться до него, наш Мину должен одолеть горный серпантин, протащить машину через игольное ухо городских ворот, оплетенных игривой лепкой барокко.
Штукатурка и краска лишили замок всякой воинственности, начисто изгнали аромат средневековья. Он выглядит постройкой-однодневкой, воздвигнутой для киносъемок.
Водит нас красивый, самоуверенный парень. Он произносит свои объяснения, как затверженный урок. На замок ему наплевать. Он старается как бы ненароком прижать к себе Люсю.
— Мы находимся в замке Шато-Беф, — истово переводит Люся. — Всем слышно, товарищи? Замок основан в десятом веке королем Филиппом. Король сослал сюда свою невестку за... за... в общем, за аморальное поведение, если сказать по-нашему...
Бобовый король никого не ссылает, не казнит. Все смеются, когда он появляется на свет. У самого короля вид был, наверное, смущенный, — он жевал пирог с яблоками и вдруг раскусил что-то плотное и совсем не сладкое. Мадам Мари, тайно от всех, как велит обычай, запекла в пироге боб. И надо же, чтобы боб достался не кому другому, а Мишелю! Разумеется, это всех развеселило. Ну-ка, Мишель, покажи себя! Теперь ты Бобовый король, ты обязан всех развлекать, выдумывать потешные приказы, аудиенции, церемонии. Главное, чтобы всем было хорошо под твоей властью...
— В одиннадцатом веке в замке провели капитальный ремонт, потому что его сильно разрушили бургундцы. Король Людовик...
Я плохо справился с королевскими обязанностями. Во-первых, я еще слабо владел французским, говорил по-школьному, деревянными словами. Еще недавно я грузил уголь в шахте. Всего три недели прошло, как друзья помогли мне бежать оттуда и поселили у мадам Мари, в глубине Тюреннского леса. Кроме того, я не знал обычаев, не знал, что придумать, и стеснялся Анетты — приемной дочери мадам Мари...