Обед прошел невесело, по крайней мере для меня. Анетта окутала себя молчанием. Этьену, Пуассо оно не мешало разговаривать, а мне все время слышалось: «Нечего Мишелю у нас делать!..» Эта фраза колотила мне в уши, отключая все прочие голоса.
Я ел пирог с яблоками, не ощущая вкуса. И даже из вежливости не смог похвалить его.
Сразу же после обеда супруги Пуассо уехали. Этьен спросил меня, какое впечатление произвела на меня Анетта. Я не знал, что ответить.
— Не в духе она сегодня, — выдавил я наконец.
— Ты, если не ошибаюсь, тоже.
Я промолчал. За окном ветер сорвал еще один желтый листок с тополя — осторожно, как садовник, который ухаживает за своими насаждениями. Нерусский ветер, аккуратный, вышколенный ветер, на службе у четы Пуассо...
— А как тебе понравился малыш?
— Он все такой же, — говорю я упрямо. — Под каблуком у своей жены. Нет, ты зря нападаешь на него, Этьен.
«Нападаешь из ревности», — добавил я мысленно.
— Вот как! — рассмеялся Этьен. — Однако куда же пропал Маркиз?
Маркиз приехал поздно вечером.
— Дювалье ранен, — выдохнул он. — Нарвался... В отеле, в Тонсе...
Мы толком и не поздоровались. Положив мне руку на плечо, он прибавил:
— Вот какие дела, Мишель! Ты не ожидал, наверно... Нацисты и теперь стреляют...
Потом оглядел меня и — надо же было что-то сказать по случаю встречи — проговорил:
— А ты здоров и молод, старина.
Губы его так и не улыбнулись. От мокрого плаща Маркиза пахло дождем, пахло серым осенним лесом, фронтовой дорогой.
— Так и должно было кончиться, — произнес Этьен глухо. — Я предупреждал его. Я виноват, конечно... Я не сумел...
Вся долговязая фигура Маркиза выражала отчаяние.
— Я понятия не имел... Он кинулся очертя голову. Чистое сумасшествие! Ворвался в отель, спросил, где живет Карнах, поднялся и постучал — представляете! Рефлекс вежливости. Воображаю, какой это был стук... Карнах открыл дверь с револьвером наготове, открыл и выстрелил. В безоружного! Значит, Карнах превысил самозащиту, допускаемую законом. Револьвер Альбера так и остался у него в портфеле. Он же собирался сначала предъявить обвинение Карнаху... Свидетельница, к сожалению, одна — горничная этажа, женщина робкая, ее нетрудно запугать... Врачи ничего хорошего не обещают. Организм слабенький. Не Геркулес, одним словом. Неизвестно, выпутается ли...
Альбер только вчера сидел здесь, стучал чашкой по столу, негодовал. Зеленый котелок висел на том роге, у дверей. Сейчас Альбер при смерти, в него стрелял фашист. Я отвык от такого за двадцать лет. А здесь это, оказывается, возможно. Нацисты еще ходят по земле. Альбер, может быть, умрет...
— Я виноват, — повторил Этьен и сжал пальцами виски. — Я должен был удержать его...
— А я тем более, старик. Э, разве его образумишь! Бедняга наивен, как... Нет, нет, старик, и ты ничего не смог бы сделать.
Этьен стащил плащ с Маркиза. От кофе тот отказался. Мы поднялись наверх, Маркиз опустился в кресло, и я увидел, что он страшно устал.
— Альбер без сознания, — сказал он. — В Виллеруа я выяснил, по какой дороге он умчался из города. Ага, прятался у Этьена! Стало быть, Этьен и растолкует, кто направил Альбера в Тонс. Кстати, и Мишель тут, наш Бобовый король...
— Направил мой Андрэ, — сказал Этьен. — Дернуло его вмешаться! Он околачивался в Виллеруа и узнал у таксистов...
— Понятно! — сказал Маркиз.
— Ему что! Развлечение! В его возрасте мы...
— Да, старик, — вздохнул Маркиз. — Послушай, Мишель, — он поднял на меня удивленный взгляд, — объясни, что нужно от тебя Карнаху?
— От меня?
— В том-то и штука, Мишель. Ты нужен Карнаху зачем-то. Это факт.
— Не представляю, — пробормотал я растерянно. — Я даже не видел никогда Карнаха.
— Он тебя тоже не видел, Мишель. Он выяснял у служащих «Золотой подковы», куда ты уехал.
— Совсем несообразно...
Я не мог не вспомнить Полетту в ореоле открыток и альбомчиков, Полетту, племянницу портье, любительницу всяческих сенсаций. И рассыльного Кики, и официанта-сицилийца... Штурмбанфюрер Карнах расспрашивает их обо мне. Зачем? Я не встречался с ним. И вообще — это начисто противоречит здравому смыслу.
— Карнах ради тебя и приехал в Тонс, — сказал Маркиз. — Он снял комнату в отеле третьего дня. Верно, прочитал в газете о твоем воскрешении и прикатил. И сразу начал наводить справки. Когда его вспугнул Альбер, он был, по всей вероятности, на пути сюда.
— Невозможно, Бернар, — сказал я. — Тут какое-то недоразумение.
— Н-да-а, — протянул Этьен, помолчав. — Мишель воскрес как раз вовремя.
— В каком смысле? — спросил я. — Может быть, вы, братцы, знаете больше, чем я?..
— Нет, Мишель, — остановил меня Маркиз. — Мы сами ломаем голову. Карнах боится, страшно боится и все-таки лезет сюда. Он и стрелял-то от страха...