— Не трогай их... Видишь ли, у современного человека, у горожанина, качества охотника исчезли. Но покрасоваться с ружьем мужчина не прочь. Любой Шульц, любой Дюбуа ждет похвал за каждую убитую утку — даже за домашнюю. Нам не жалко, Анетта! Психология!
Да, психология, психология... Сколько раз Анетта слышала это слово. Пуассо любит произносить, смаковать длинные научные термины, которые ему совсем не идут. Если верить ему, пансион «Приют охотника» привлекает клиентов лишь потому, что базируется на научных данных. Без психологии, утверждает Пуассо, немыслимо вести дела успешно.
— Кстати, Пуассо... Я не думаю, что Мишелю было бы приятно у нас.
Сейчас она нашла нужные слова, она может растолковать свое поведение на ферме.
— Вот еще! Почему же?
— Он один русский, а вокруг почти одни боши...
— Русские не шовинисты, Анетта. И меньше всего наш Мишель. И потом — ведь мы договорились.
— Все равно, — упрямо сказала Анетта. — Да, вчера я была согласна. А сегодня передумала.
— Очень мило! Она передумала! А я из-за твоего каприза не могу позвать фронтового товарища...
Верно, с Мишелем получилось неловко. Он обиделся. Надо было как-то иначе... Но Пуассо не должен разговаривать в таком тоне.
Анетта решила разгневаться.
— Стоп — сказал Пуассо. — Надутую Анетту не повезу. Рессоры не выдержат.
Он нарочно фыркал, паясничал, — точно так, как двадцать лет назад, потешая компанию за столом у мадам Мари. Сперва он пробует смягчить Анетту шуткой, а не выйдет — будет умасливать, ныть, добиваться улыбки.
Они стали у перекрестка, впереди желтел дорожный указатель, его желтые стрелки торчали во все стороны. Взлохмаченный какой-то, растерянный...
— Смотри, он похож на тебя! — засмеялась Анетта.
Пуассо нажал стартер. Анетта потрепала мужа по руке, лежавшей на баранке.
— Разве я мешаю тебе позвать Мишеля? Он обязательно приедет. Но жить у нас ему неинтересно, по-моему.
Она не досказала. Что-то тревожащее есть в этом потоке гостей из-за рубежа. Правда, Пуассо говорит: западные немцы — самые активные туристы в Европе. Он читал статистику. И всё же... Мало ли в Европе мест получше Тюреннского леса! Ну, скалы Чертовой западни стоит посмотреть, недаром местность прозвана Тюреннской Швейцарией. А заросшие окопы, осыпавшиеся землянки, старая линия обороны, которую копал Мишель, — там-то что хорошего? Боши бродят там, устраивают пикники, разбрасывают кожуру от колбасы, пустые бутылки из-под вина. У себя дома эти господа, верно, чистоплотнее! Послушать их — горят желанием охотиться. Но ружья не часто вынимаются из чехлов.
Этьен предполагает — линию обороны расчистят и приспособят для маневров войск НАТО. А в них состоят и западные немцы. Этьен говорит, многим постояльцам «Приюта охотника» не терпится снова топтать у нас посевы и ломать танками молодые деревья. А Пуассо смеется. Он ссылается на статистику. Немцев везде тьма-тьмущая. Положим, Пуассо либо посмеивается, либо жалуется, ворчит.
Да, пускай Мишель остается на ферме...
Жаль, встречи с ним такие короткие! Тогда, в магазине, Мишель очень мало успел расспросить, но глаза его спрашивали. Анетта ощутила множество невысказанных вопросов — к ней, ко всему в ее жизни, к прошлому, к сегодняшнему, к завтрашнему. Таков Мишель. Бобовый король. Он хочет все знать. И вот что любопытно: это его желание передается другим. Правда, при Мишеле стало тревожнее. Анетта вспомнила героиню одного романа, читанного давным-давно, — эта женщина вдруг утратила привычки, все увидела по-новому. Что-то похожее произошло и с ней, Анеттой. Сперва она спросила себя, думая о Мишеле: а какая я стала? Наверно, очень постарела... Прежде достаточно было посоветоваться с зеркалом.
Мишель воскрес, он явился из прошлого, он принес с собой словно свет какой-то, который отмывает краски, чернит тени...
А Пуассо ничем не проймешь. Вчера, например... Новый постоялец, тот, с трудной фамилией, едва не упал в холле. Расписался в книге приезжих, да как схватится за сердце! Жервеза почти внесла его в номер. Анетта кинулась к телефону, стала набирать номер врача. «Ерунда, — остановил ее Пуассо. — Нечего впадать в панику!» Анетта хотела сама осмотреть больного, — была же она когда-то санитаркой, училась на подпольных курсах во время войны, у сельского доктора. И мечтала о медицинском факультете, много прочла... Но Пуассо замахал руками. «Чепуха, — твердил он. — Здоров, как бык». Так часто бывает, когда ее что-нибудь беспокоит, он как назло беспечен, несносно беспечен...
— Как там наш больной? — сказала Анетта. — Этот Нойвицен... Фу, опять забыла!