На меня пялился огромный, грязно-серый монстр. Причём из под свалявшейся, как у гигантской бездомной балонки шерсти, оскалившейся устрашающими жёлтыми кольями зубов жуткой морды, пялился на меня чёрный, лаковый как у драконов на китайских миниатюрах, глаз. Именно глаз, в единственном числе, поскольку на месте второго зияла округлая, бордовая впадина. До меня даже не сразу дошло, что этот монструозный, косматый циклоп не легендарный персонаж неведомо как материализовавшийся из гомеровской Одиссеи, а реальный и довольно обычный для этих краёв, с позволения сказать, белый или полярный медведь. Просто очень большой ростом, не менее трёх метров в холке, очень старый, ужасно тощий и грязный. Натуральный полярный бич или, как я говорят нынче бомж. Картинка, я скажу, достойная кисти Айвазяна — «Боцман и полярный бич».
Из его полуоткрытой, надо полагать от изумления прыткостью двуногой добычи пасти, несло, как из морга с испорченным холодильником. Вонь мощно чувствовалась даже на расстоянии. Похоже желудок этого бедолаги с голодухи принялись переваривать сам себя. Бродяга, понятное дело, был привлечён на мою беду запахом свежей нерпы, обычно не посещавшей эти места. Увидев долговязое, усатое препятствие, облачённое в покровы из всё тех же нерпичьих шкур, оголодавший урсус наверное решил, что это ещё одна нерпа, только со странностями, увлекающаяся прямохождением по суше. Ударом пятипудовой лапы по усатой башке мишка намеревался вернуть это чудо в исходное горизонтальное положение, так сказать восстановить статус кво. Промах привёл зверя в состояние близкое к ступору, чем я незамедлительно и воспользовался.
Кинувшись к лежащему неподалёку каяку, я схватил приставленный к его борту «Зауэр». Зверь, опомнившись, с хриплым, оглушающим рёвом встал на задние лапы, демонстрируя облезающий грязный живот и три с половиной метра костей и обезжиревших, но всё ещё мощных жил и мышц. Всё происходило замедленно, как в кошмарном сне, сам обезумев от ужаса, я вдруг ощутил окатившую меня волну спасительной боевой агрессии, этого дорогого подарка наших безбашенных пещерных предков. Не помню как, но два ствола вертикалки оказались в ревущей, вонючей пасти зверя и я нажал на оба курка. На моё счастье в одном из стволов оставался патрон с крупной картечью. Раздался приглушенный хлопок выстрела и полутонная туша стала заваливаться вперёд, подминая меня словно танк оловянного солдата.
Глава 32. «Боцман и Умингмуксуэ»
Бронислав Устиныч достал ещё один длинный свёрток из мешковины и развернул его. В нём оказались два запасных ствола от уже собранного немецкого пулемёта. Воронёное железо было в идеальном состоянии: без малейших признаков коррозии или грязию. «Ай да Верманд, ай да норвежский старичок-рыбачок!» — отметил я про себя — «Мы мирные люди, но наш бронепоезд ухожен и смазан всегда…» Боцман, однако, не удовлетворился осмотром и принялся заново полировать и протирать запчасти МГ-42. После короткой паузы и моего нетерпеливого напоминания он продолжил свою полярную Одиссею, прерванную в момент его эпохальной баталии с косматым полярным циклопом. «Как волосатая, полутонная туша на меня свалилась, это я ещё помню» — продолжил боцман — «Однако упал я неудачно — затылком о валун приложился и как говорится — дальше тишина, но слава Создателю, не окончательная. Очнулся я от доброй порции не тёплой морской воды с ледяной крошкой, которую Миник плеснул мне в физиономию из ковшика, бывшего при каяке. Как оказалась, за минуту до этого он с помощью большой, выброшенной на берег коряги, использовав её в качестве рычага, свалил с меня мёртвую тушу одноглазого гренландского бродяги-урсуса».
Как я не задохнулся, это одному Большому Джуулуту известно, поскольку Миник, по его словам отсутствовал не менее получаса. Присел я на тот самый валун о который башкой треснулся и чувствую, что мутит меня, как салажонка в первом рейсе, а как взглянул на бича полярного, мною из Зауэра убиенного, которого Миник с меня снимая корягой-рычагом на спину перевернул, то совсем худо мне стало. Глаз его единственный (видать от последствий близкого выстрела в голову) из впадины выскочил и на волосатой грязно-серой щеке на глазном нерве висит — картинка та ещё, скажу я вам…