- Отснимем оставшийся материал, затем - adiós[26].
- Какая жалость. Растрачиваете свой дар.
Рутгер опрокинул еще стакан.
- Лучше уйти на вершине, не так ли?
Хавьер выглядел разочарованным.
- Хотел бы я снимать такие же фильмы, - c досадой проговорил он, - У меня куча классных идей.
Как бы он не боролся, у Тоби даже не получалось стряхнуть веревки, чтобы хоть немного высвободиться. Веревки впились в него, из-за чего его запястья были неподвижны, возможно одно из них даже было сломано, что причиняло ему горящую текущую боль, которая разливалась по всему его телу. Он был голоден и хотел в туалет, но это волновало его меньше всего.
Как долго я здесь?
Плотные шторы закрывали окно, так что он не мог сказать - ночь сейчас или день. В воздухе также была странная краснота, подобно туману, и видимо, благодаря ему он был в сознании, но немного плыл. Он боялся, что они возможно используют газ, накачивая его медикаментами, как они поступили с Джессикой.
Ужас прокладывал свой путь через его череп.
Джессика была где-то в доме, занималась вещами, о которых он не хотел думать. Но самым худшим по-прежнему было то, что они с ней сделали. Думая о ее разбитом лице и истерзанной спине, он почувствовал, как по его лицу стекают слезы. Он был большим, сильным игроком в футбол, но он подвел ее. Как ее парень, он должен был защищать ее. Он должен был быть мужчиной, бесстрашным и без тормозов. Но он не был бесстрашным, и мексиканец остановил его.
Тоби жалел, что не заколол его, когда у него был шанс. Он мечтал, что вогнал лезвие в его черное сердце. Он хотя бы должен был начать драку. То, как он ошибся, вызывало у него отвращение к самому себе. Он чувствовал себя как полное ссыкло.
Он молился, чтобы это было последним унижением, которое он перенесет в стенах этого адского дома, но очень в этом сомневался. Худшее еще ждало его впереди, независимо от того, что говорили Рутгер и этот мексиканец. Он был их пленником, и он понимал, что так просто они его не освободят, если вообще отпустят.
Какие ужасные вещи они собираются со мной делать?
Джессика почувствовала, как они шевелятся.
Они были повсюду под ее кожей, плавая в ее органах и благословляя ее своим жжением. Из-за них распухли ее груди, из-за чего из них потекло молоко. Она чувствовала, как они переворачиваются в ее матке и откладывают своих личинок в ее кишечнике. Это щекотало ее, и она захихикала. Они успокаивали ее, воркуя со своей новой мамочкой. Oна потерла свой живот и напела им детскую песенку, взамен на их любовь.
Она причесывала волосы у зеркала. Они отросли и приобрели более темный, густой красный оттенок, почти рубиновый. С каждым движением расчёски с нее спадала красная пыль, которая стекала с ее волос, подобно воску в лавовой лампе. У нее появилось еще больше веснушек – не тех коричневых, которые у нее были всегда, а ярко-красных, подобно цвету пыли. Она выглядела так, как будто впитывала солнце несколько дней. Ее кожа сейчас была больше красной, нежели бледной; теперь веснушки были бледнее, а не наоборот. Ее глаза были налиты кровью, и она покрылась венами. Eе руки были налиты венами, пока мухи путешествовали по ним, как по кровавым рекам.
Я божественна.
Кто-то постучал в дверь, и она услышала, как ее детки погружаются глубже под ее поверхность, зарываясь глубже в нее, до тех пор, пока не настанет время снова попробовать то, что она могла им предложить. Растворяясь, как в воде, ее веснушки пропали на коже, оставляя на ней розовый оттенок, такой, как будто она только что вышла из ванны.
Ей даже не надо было подходить к двери, чтобы понять, кто был за ней.
Она его унюхала.
- Ты там, Джесс? – спросил Рутгер.
- Иду.
Спустя мгновение она открыла дверь и впустила его. На ней было только полотенце.
- Просто хотел проведать тебя, – начал он.
- Со мной все в порядке.
- Уверена?
- Ну, да, в смысле, а почему должно быть иначе?
Он скрестил руки и посмотрел в сторону.
- Ну, - продолжил он. - Съемки были напряженными.
- А... - ответила она. - Что-то пошло не так?
- Нет-нет, - тут же заверил ее он. - Это то, чем мы и занимаемся. Просто, ну...
- Что?
- Просто, ты проделала все с таким смаком и пылом. Ты только не пойми неверно, для сцены это было отлично, просто хочу убедиться, что ты себя хорошо чувствуешь.
- Я великолепно себя чувствую.
Он оглядел ее обеспокоенным взглядом. Она выглядела невозмутимо, и он гадал, что сейчас у нее в голове.