- Да, просто, я не очень хорошо себя чувствую, – продолжила Кэнди. - Видимо перебрала с выпивкой.
Но дело было не в этом.
Как бы она не старалась погрузиться в пьяное состояние, оно просто не наступало. Она опустошила бутылку и по прежнему даже ходила прямо. Ну, во всяком случае, ей так казалось.
- Бьюсь о заклад, ты рада, что завтра едешь домой, - сказала Джессика.
- Да. Я соскучилась по Лос-Анджелесу. По дому, по моим вещам. Рада буду оказаться дома. А ты?
Джессика начала плыть на спине, из-за чего дождь начал падать на нее спереди.
У нее груди стали больше?
- Меня ничего не ждет... Дома. Ничего.
- Ну, это неправда. Хотя бы Тоби вспомни.
- Тоби уезжает. Все хорошее уходит. Ты это знаешь.
- Что ты имеешь в виду?
- Ты знаешь, как все хорошее уходит, Кэнди. Как твоя невинность, твоя молодость и твой муж, Дэвид.
Кэнди сковало, когда она услышала, что Джессика произнесла его имя. Она не делилась с ней ничем личным, особенно о Дэвиде. Единственным человеком, который мог ей о нем рассказать, был Рутгер, но зачем ему это?
- Откуда ты знаешь о моем муже? – спросила она.
- Ты сама сказала.
- Нет, не говорила.
- Он вырезан по всей тебе, Кэнди. В грусти, разводах под глазами, в морщинах на концах твоих губ. Все твое тело ноет о нем. Я могла учуять эту боль, когда мы трахались.
Да, она свихнулась. Я понимала, что она ебанутая на голову, но все еще хуже, чем я представляла. Она поехавшая психопатка.
- Ничего тебе не известно о моей боли, – сказала Кэнди.
- Отнюдь. Мне известна боль каждого. Раскаяния Рутгера из-за того, что у него никогда не будет детей, сожаления Хавьера за то, что он бросил свою больную мать и младших родственников, убегая от мексиканской полиции, секрет Билли, что он желает других мужчин, но сам не может себе в этом признаться. Я все это знаю. Их боль излилась на меня. Поэтому они так сильно хотят меня выебать, и поэтому им нравится смотреть, когда меня жестко ебут. Всем мужчинам нравится, а также большинству женщин. Они хотят видеть как я разбита, поэтому они калечат меня еблей, заставляя свою боль выбрызгиваться из их тел, чтобы моя "киска", задница либо рот, могли проглотить ее для них, чтобы я смогла переработать их ничтожность в нечто важное.
- И что же это? – cпросила Кэнди, в бешенстве на больную суку.
- В искусство, конечно. В искусство.
Тело было большим, чем просто одним телом. Это были разрозненные части нескольких женщин, слитые воедино в отвратительном сооружении. Это была смесь плоти – падшая адская мозаика, сшитая вместе истерзанным сознанием. Рутгер отставил выпивку. Она бы ему уже все равно не помогла. Только не сейчас.
- Кто, черт подери, сделал это? – пялясь на это, спросил он.
- Вероятно, это сделал могильщик, – oтветил Хавьер – Думаю, какие-то части были от того туловища, которое у нас было до этого. Невероятно, правда?
- Невероятно? Да это, блядь, мерзость ебучая!
Хавьер рассмеялся, его смех был сиплым от того, что он курил сигару.
Билли встал и просто вышел из комнаты, не проронив не слова. Спустя пару секунд они услышали, как за ним захлопнулась дверь.
- Че это с ним? – спросил Хавьер.
Рутгер потер бровь и вздохнул, он втянул голову в плечи. В нем сейчас царила глухая, безнадежная печаль. Он хотел улететь куда-нибудь очень далеко отсюда - в Рим либо в Париж, где никто его не знал, и где он мог притвориться, что действительно является кем-то новым, и забыть того человека, которым он был какое-то время. Он хотел снять номер в отеле с захватывающим видом, есть экзотические блюда, которые набивали бы его живот и убаюкивали его к тринадцатичасовому сну.
Это все чего он хотел. Он что, слишком много хотел?
Он хотел пнуть Хавьера по зубам за то, что тот приволок этот ужасный гротеск в его особняк. Они собирались снимать связующие сцены диалогов. Это было всем, и это было все. Никаких больше тел. Никакого больше потрошения. Никакого больше зверства. Хавьер знал это, и все же этот ублюдок приволок эту штуку в дом и хотел использовать это в фильме. Это было оскорбительно. Это было непростительно грубо.
- Отнеси это обратно к могильщику, Хавьер. Я не хочу, чтобы это было в моему доме.
Хавьер встал и посмотрел на него так, как будто ему сердце разбили.
- Да вы не можете говорить серьезно. Oно прекрасно, - eго желтые зубы блеснули. - Una gran obra[30].
- Я понимаю, что просил, чтобы ты принес какие-нибудь ужасные вещи в прошлом, и я признаю, это мило. Господи, да ты превзошел себя на этот раз, но картина закончена, так что я... Oтнеси это... это... ебучее... создание Вику, если хочешь так сильно увидеть его в фильме.