Выбрать главу
Когда от страшного кумира Мы разум твой освободим, Ты жизнь в холодный труп вампира Вдохнешь лобзанием своим!»[20]

Ибо она, вне всякого сомнения, проклятый вампир, эта Мессалина с «большими черными глазами»… Несмотря на то, что ее содержал Бодлер, она продолжала встречаться с другими мужчинами и продавать им свои чары. Она без малейшего смущения готова была следовать за первым встречным. И даже принимать случайных клиентов на улице Фаммсан-Тет.

Однажды вечером Бодлер застал Жанну с ее парикмахером. Он в ярости, но слишком привязан к ней, слишком сексуально прикован к тому, что она дает ему, чтобы сердиться на нее больше двух-трех дней!

КРУГОМ ИДЕТ ГОЛОВА

Обитатели великолепной гостиницы «Пимодан» на набережной Анжу в большинстве своем были представителями богемы и дилетантами. В частности, Роже де Бовуар, чей на редкость драматичный роман «Школяр из Клюни», опубликованный в 1832 году, подсказал, видимо, Александру Дюма идею «Нельской башни», не говоря уже о его бесчисленных работах для газет и журналов (хроника, рассказы, путевые впечатления), от «Ревю де Пари» до «Карикатюр», включая «Глоб», «Мод» и «Фигаро». Еще художник Жозеф Фернан Буассар, именуемый Буаденье, ученик Антуана Гро и Эжена Делакруа. Его художественное дарование вполне реально, а кроме того, он хороший скрипач, отличный собеседник и радушный хозяин, свои фантазии, свои шумные речи Буассар любил произносить у себя дома, прежде чем предложить гостям гашиш — это «зеленое варенье, необычайно пахучее, до того пахучее, что оно вызывает некоторое отвращение, как, впрочем, вызвал бы его любой тонкий запах, доведенный до максимума своей силы и, так сказать, насыщенности»[21].

Гашиш, свою долю которого оплачивал каждый из приглашенных, следовало разводить в черном очень горячем кофе, кофе по-турецки, и пить натощак, дабы избежать рвоты, ибо основательная еда плохо уживается с наркотиком. От этого после недолгой томной веселости «кругом идет голова». Вдруг обнаруживаются превращения и «престранные двусмысленности» и выясняется, что звуки имеют цвет, а у цвета есть музыка.

В занимаемые Буассаром прекрасные апартаменты и его роскошный музыкальный салон, украшенный зеркалами, разноцветными деревянными панелями и лионскими шелками, вхож был далеко не всякий. Это клуб, членами которого были люди избранные, в большинстве своем художники или рисовальщики, как Делакруа, Домье (он проживал на набережной Анжу), Эрнест Месонье (у него была своя мастерская на набережной Бурбон), Поль Шенавар, Луи Стенель и Тони Жоанно; но также известные врачи и писатели, такие как Альфонс Kapp, чьи памфлеты, публиковавшиеся с 1839 года под общим заглавием «Осы», очень нравились читателям, Анри Моннье, прославившийся своими скетчами и весьма реалистичным персонажем Жозефом Прюдомом, Жерар де Нерваль, которого часто сопровождал Теофиль Готье. По крайней мере когда этот последний бывал свободен в перерывах между двумя путешествиями, двумя критическими статьями, двумя новеллами, двумя романами, двумя стихотворениями, двумя обедами или двумя женщинами.

Для Бодлера, завсегдатая Клуба курильщиков гашиша Буассара, встретить Теофиля Готье было мечтой, которую он лелеял с давних пор, по сути, с того самого времени, как его помыслами завладела поэзия. Он восхищался им не меньше, чем Виктором Гюго. Восхищался в его лице человеком, который в своей красной рубашке, с откинутой назад шевелюрой сумел в 1830 году повести за собой сторонников романтизма на битву за «Эрнани». Восхищался большинством его произведений. В особенности сборником рассказов «Молодая Франция» за его необычную насмешливость, а также романом «Мадемуазель де Мопен», предисловие к которому являлось поразительным манифестом, заявлявшим, что искусство и мораль, литература и добродетель абсолютно не имеют ничего общего. Не считая поэтических сборников «Альбертус» и «Комедия смерти», изобилующих неистовыми и мрачными образами.

Кроме того, в Теофиле Готье его привлекает несоблюдение установленных правил. Бодлера поражают его длинные мягкие волосы, его благородная, беспечная осанка, его полный вкрадчивой мечтательности взгляд, его смешанное со скептицизмом эпикурейство, его относительная холодность. То есть та своего рода дистанция, которую он устанавливал между своими эмоциями и мыслями, своими самыми глубокими чувствами и манерой говорить о них вполне объективно в своих многочисленных произведениях.

вернуться

20

Перевод Эллиса.

вернуться

21

Ш. Бодлер. «Искусственный рай». Перевод В. Алексеева.