– Может, проверим? - ухмыльнулся Скотт.
– Легко!
45.
Облизнувшись при виде стакана с маревом, который поставил передо мной на предварительно протёртую стойку бармен, я закинула одну ногу на ушибленную другую и сосредоточилась на фруктовом пломбире, регулярно заливая его сладким калорийным напитком. Настроение у меня было умиротворённое, как у апостола Петра по субботам. Негативные эмоции, приобретённые за последний час, выветрились, в крови булькал алкоголь, не выпуская меня из состояния лёгкого опьянения, и я была в преотличнейшем расположении духа. Мне даже пришла в голову мысль поискать Эдуарда и, пользуясь своей дерзостью, замотанной в рулон невинности, поиздеваться над ним. Как-нибудь так. Повыщипывать перьев из безобразия у себя за спиной и сделать из белокурого ублюдка дичь.
Другая статья, а где же этот урод? При таком обилие народа трудно разобраться, ху ис ху… и вообще, есть ли этот ху в зале.
Я допила марево и потёрла ушибленный локоть. Бахнулась я им об дверь не до крови, а значит, точно будет красочный синяк. Но по-крайней мере, мне повезло куда больше, чем Скотту. Если мой динамометр ударов не сломался, то футбольный выкидыш до самого утра просидит на полу в туалетной кабинке, уткнувшись лбом в дно унитаза. То есть, собственно так, как я его усадила. Ну, предварительно напомнив ему по самые почки, как надо вести себя с дамой. Я не удивлюсь, если после такой физической и психической травмы он сменит ориентацию. А ребята сами себя могут защитить, так что совесть моя чиста, как шёлковая обивка гроба. Она даже не мучается из-за того, что кабинку со Скоттом я закрыла изнутри, а потом умудрилась вылезти через верх - благо перегородки между унитазами не до потолка строят - и сохранить непомятый вид.
Свет в зале уже выключили, и он наполнился разноцветными всполохами и лазерами, мелькающими то тут, то там во тьме. Вернее, почти во тьме. Каким-то Макаром я умудрялась вполне сносно различать фигуры и движения танцующих, хотя при такой обстановке, когда какой-нибудь луч света нет-нет, а заедет мне в глаз, это невозможно. Наверное, невозможно.
Бар, у которого я сидела, был островком мягкого света в море светотехники. Бармен без конца притирал то стаканы, то стойку, то подавал какие-то напитки и готовил безалкогольные коктейли. Так же у него можно было выклянчить сладенького в виде мороженого, тортика или пудинга - новый пункт в праздничном меню, равно как и марево. Ура-ура! А я как раз осенью ухожу отсюда… М-да, почти обидно. Почти. В Академии наверняка будет что-то похлеще.
Прислушиваясь к ноющим от каблуков ногам, я была до сих пор на распутье. С одной стороны, меня брала примитивная лень встать и пойти поискать себе другой наряд. А с другой - мои суставы скоро повываливаются наружу и будут бряцать у меня в чулках. То, что я восседаю здесь в виде ангелочка-блондина в розовом, меня уже не смущает. Спасибо белому вину, которым меня угостили Мэж и сотоварищи. Надо всё-таки принести им сена, чтобы ржали веселей. Они меня напоили - я тоже в долгу не останусь.
Удобно устроившись на своём высоком стульчике, я сладко потянулась и хрустнула всеми возможными костями. Однако, чтобы мне такое утворить? Может, пойти накопать пива и уговорить Майка поставить что-нибудь из брутала? Я не слушаю такую гадость, но с интересом посмотрю, как в Зале Торжеств со звоном повылетают все до единого стёкла. Можно будет потом выйти на улицу, полить спиртом груду осколков и устроить хождение по мукам.
Садизм, однако.
Выклянчив у бармена мятных леденцов, я неохотно сползла на ноги и явственно услышала, как заковыристо они меня послали. Батюшки, некультурно-то как!… Значит-с, пошла-ка я тогда сниму эти шмотки. Думаю, при помощи тяпки и лопаты я сумею убедить охранника и "дресс-кодера", что Смерти в кедах бывают и не просто бывают, а даже танцуют. Вот только, боюсь, с этого и начнётся массовый мордобой, как в вестернах. Девицы в корсетах визжат, мужики ломают мебель друг другу об головы и регулярно прикладываются к теперь халявным бутылкам виски, а глухой пианист самозабвенно играет финскую польку на полуразбитом клавишном инструменте. Идиллия.
Пробраться к выходу в некоторых потёмках было куда проще, чем при свете. Здесь уже все были поглощены или танцами, или напитками, или друг другом и совсем не обращали внимание на движение народных масс в виде моей особи. И это было просто здорово, хотя лично я могу ещё кого-нибудь уложить баиньки мордой в унитаз, мне не трудно - наоборот, это так поднимает настроение! А вместе с ним самооценку и чувство собственного достоинства. Иногда я даже думаю: хорошо что я девушка, меня ведь удары коленом ниже пояса не заставляют всю прошлую жизнь вспоминать.
Сейчас было уже, наверное, около одиннадцати, но не больше. Ночь укутала Киндервуд и дрожала от смеха, весёлых криков и чётких басов, издаваемых огромными колонками в зале. Ни одна летучая мышь не смела показаться в радиусе десяти миль от здешнего громогласного ада, и даже ночные птицы пели себе в рукав, чтоб хоть что-то услышать. От Зала Торжеств начиналась широкая аллейка, по обе стороны от которой высились фонари, а между ними вытянулись по принципу лесенки дурачков старые дубы. Осенью тут не продохнуть от жёлудей, которые наваливаются тоннами сразу после ухода уборщиков, и очень весело наблюдать, как девицы, задрав нос, вихляя задом и цокая каблучками, периодически теряют равновесие на свином лакомстве.
Впрочем, я была б ничем не лучше, а то и хуже них. Стадия лёгкого опьянения, конечно, позволяет мне ходить на каблуках как в тапочках, но боль из ног от этого не исчезла. Гоняя от мятные леденцы от одной щеки к другой, я немного постояла на площадке перед входом в зал, где под присмотром охранников ворковали и пили кофе какие-то парочки. Воздух был свеж и прохладен. Наверное, Лила уже взошла на чистое и безоблачное, как глаза младенца, небо, но из-за Зала Торжеств её ещё не видно. Значит, сейчас ещё даже меньше, чем одиннадцать, и если я быстренько смотаюсь домой и найду костюм Смерти, у меня будет вся ночь, чтобы оторваться по полной. Главное, найти, от чего, а там дело за малым: сто грамм, пиво Майку и вытянуть Киа на танцпол.
Эта мысль ободряла ещё больше, чем маленькая победа над Скоттом. Стуча каблуками и мурлыкая себе под нос что-то из ранней "Арии", я спустилась по белым мраморным ступеням и весело поцокала прочь. Вокруг пели сверчки, умудряясь быть слышимыми даже сквозь рвущуюся из Зала Торжеств клубную музыку.
– Уже уходишь, Лэй?
46.
Голос раздался так неожиданно, что я едва не проглотила конфеты и чуть не подпрыгнула на месте, как иногда подпрыгивают кошки. Вам никогда не удавалось напугать их до такой степени? Думать надо тише. Они иной раз так взлетают! Мы с Ником однажды напугали кота нашей поварихи. Чес-слово, стоило посмотреть, какой бардак учинил в огромной приютской кухне один милый чёрный котик по прозвищу Бомбей. Распушив хвост банником, он пронёсся через всё помещение что шар для боулинга, и все двуногие стали для него кеглями. Надо было видеть, как взлетели в небеса котлеты, когда под истеричный кошачий ор главный повар со сковородкой в руках загремел в лужу горячего супа. Нам с Тигром повезло, что нас в тот день не застукали, так как всё население лагеря младше тринадцати лет осталось без обеда и превратилось в стаю злобных чертенят.
Улыбнувшись этому воспоминанию, я сбавила шаг до нуля и обернулась.
Я его определённо уже сегодня видела… А, ну да, это тот субъект, который при столкновении с моим лбом вылил на себя клюквенный морс. Или только попытался, так как пятна я что-то не вижу. Может, просто не там ищу, и оно на самом деле на пятке левого носка.
Внимательно осмотрев возмутителя спокойствия, я поняла, что кого-то он мне напоминает. Кого-то там и кого-то ещё. Щас посмотрим… Та-ак, длинные серебристо-белые волосы, белая с желтинкой полумаска в венецианском стиле, но без длинного мушамиельского носа, белая рубаха с широкими рукавами, пер… ух ты… перчатки с широкими раструбами почти до локтя, чёрный жилет с воротником как у косухи, узкие серые штаны заправлены в чёрные сапоги до колена. И чёрный плащ до колен.