– Нравится? - с улыбкой поинтересовался Эдуард, глядя, как я с приоткрытым ртом глазею на ночной Роман-Сити.
– Ага, - я в который раз проявила гуманность и не стала подсовывать ему вооружённого шилом кота в мешке. - Очень… Ты сюда каждую девушку приводишь? - так, капитан, у нас в борту пробоина и стервозность теперь стремительно заполняет трюм. Щас меня ещё с этого обрыва вниз катапультируют в поисках спичек. Главное, на кой чёрт спички - непонятно.
И вообще, отрезать бы кое-кому длинный язык и отдать на пропитание голодающим детям Кот-Дивуара!
– Нет, не каждую, - некоторых сволочей, кажется, вообще невозможно смутить, они преспокойно берут вас за руки и, стоя у вас за спиной, кладут подбородок вам на плечо. - Но ты ведь не каждая, амурчик, правда? С одной стороны, такая знакомая, а с другой - совершенно чужая. Твой голос, запах, - так, шнобиль прочь от советской власти, - для меня абсолютно новы. Признайся, неужели мы никогда не были знакомы раньше?
Закатив глаза к звёздному небу, я пошевелила пальцами на ногах и произнесла:
– Может, быть в прошлой жизни?
Ага, когда я была Гераклом, а он - львом с пуленепробиваемой шкурой, которому я, в буквальном смысле этого слова, порвала пасть. Помню, помню, вот это славные были времена!
Я тоскливо вздохнула от "нахлынувших воспоминаний", и Эдуард отметил это лёгким поцелуем моего бедного плеча. Честное слово, бутербродом клянусь, что я открыла рот для того, чтобы, проглотив всё нелитературное, произнести: "Не делай так!", но меня опять остановило распроклятое тело, по которому от плеча и до груди наискось раскатилось какое-то подобие сладкой дрожи. Словно в иссушенную потрескавшуюся степную землю плеснули живительной холодной воды.
О, да ты сегодня на редкость поэтична! Интересно, а что после такой поливки вырастет? И вообще, странно на тебя влияет розовый цвет. Сегодня за тобой, милая Кейни, всякие там метафоры и художественные средства записывать надо!
Ага, но вообще можно и нужно просто отправиться в больницу, прихватив с собой и макаронины, и костыли, и вооружённого шилом и мешком кота. Вот это будет весёлая компания! Интересно, морковного пойла для близоруких кроликов на всех хватит?
Так, ладно, предлагаю думать о насущном. То есть о том, что всякого рода телячьи нежности белокурого ублюдка сегодня придётся терпеть как самое себя. Мать вашу, и за что же мне такое наказание?! Как я могла на такое подписаться?!
Повернув голову, я неожиданно увидела за нашими спинами обпилок толстого дубового ствола - да не сгниёт колбаса в холодильнике того, кто приволок сюда это полено! Типа, на этом можно посидеть, не так ли? Ур-р-ра, товарищи! Трижды ур-ра в честь партии!!!
Я честно попыталась не быть грубой, и, думаю, мне удалось очень мягко отстранить от себя четверть-оборотня, после чего на совсем негнущихся костылях моё несчастное тело выдвинулось в сторону бревна. Как самая галантная утварь - ладно, "у" можно выкинуть - нашей кухни, Эдуард опередил меня и постелил свой плащ поверх шершавой коры дерева. То ли это правила такие, то ли он и впрямь о заднице моей заботится.
С нескрываемым облегчением я хлопнулась на поваленный ствол и первым делом помассировала свои колени, а потом, задрав треклятое платье до колен, согнулась в три погибели снять капканы на каблуках. Вчера был последний раз, когда я поддалась на провокации Ким и сделала так, как она хочет! Кабачками клянусь, последний!
– Давай я тебе помогу, амурчик, - неожиданно произнёс четверть-оборотень и присел передо мной на корточки.
О да, он бы мне очень помог, если бы сейчас прыгнул с обрыва головой вниз.
– В каком смысле? - подозрительно уставилась я на белокурого ублюдка. Не исключено, что он сейчас просто поотрывает мне ноги.
Откровенно говоря, всю дорогу я тихонько ломала себе голову над тем, узнал он меня или нет. Так и не разломала. С одной стороны, я вроде как особых проколов не допускала, но с другой, из нас двоих куда лучший актёр Эдуард. Он вполне мог узнать меня и спрятать этот факт в яйцо, яйцо в утку, утку в зайца и так далее по сказке. По-крайней мере, я знаю: он догадывается, что на самом деле я тот ещё сахар и наверняка из круга его знакомств, но… Вот пока есть это изумительное "но", он меня не узнает. Может быть. Как-нибудь. Если я буду пай-девочкой.
Я?!!
– Без смысла, - такое впечатление, что белокурый ублюдок всю свою сознательную и бессознательную жизнь только тем и занимался, что расстёгивал женскую обувь. Вернее, женские капканы на каблуках. Наверное, он просто каждую свою куклу-подстилку сам раздевает. Ага, именно. И чего это я так сегодня торможу?
Отложив в сторону мой второй босоножек, четверть-оборотень мягко поцеловал мою колено. Я почти ожидала, что сработает древний рефлекс, и моя ножка радостно пнёт парня под дыхало. Увы и ах, рефлексы не сработали, надо будет тоже расстрелять их дома из водного пулемётика. Сегодня вообще какая-то чудная ночь: ножки подкашиваются и превращаются в макаронины, рефлексы не работают, капитаны футбольных команд отдыхают всю ночь в туалете, а мы с Эдуардом пьём шампанское за знакомство. Пять раз с ума сойти и вернуться обратно!
Из глубин задумчивости меня вырвала странная боль.
– Эй, ты что творишь?!! - завопила я и взбрыкнула всем телом, особенно нежной левой ножкой. Почти с удивлением я буквально тут же ощутила, как она во что-то врезалась. Понять во что именно я так и не смогла, так как дубовое бревно не было рассчитано на подобные акробатические финты, и я с "Уэ-эх!"-ом полетела назад, в шелковистую траву.
Шелковистую, ага. Об землю моя спина хряпнулась так, что будь здорова, сова! Даже крылья не спасли, скорее, их придётся выбросить первым пунктом. Вторым - мой затылок, потому как приложилась я им - всем спасибо. А пейзаж предо мной предстал восхитительный. Вверху звёздное небо, а на его фоне обе мои задранные ножки в чулках и с растопыренными - видимо, от неожиданности падения - пальцами. Погодите-ка, а я знаю эту картину… Уильям Джозеф Тернер?
Нет, чёрт возьми, хотя ему бы понравилось, как ты тут светишь нижним бельём.
Люди добрые, а я ведь и впрямь сама с собой разговариваю!
Лихорадочно прикрыв шуршащей юбкой трусы и подвязки, я расслабила ноги, и они хлопнулись на застеленное плащом бревно. Лучший пуфик на дороге, протяни, товарищ, ноги!
– Ты в порядке, амурчик? - неожиданно надо мной склонился Эдуард. С его нижней губы прямо мне в декольте капнула кровь. Ага, так вот какого фашиста я задела при падении. Что ж, товарищи, это уже лучше!
– Да, в относительном, - я попыталась понять, что же повлекло за собой всю эту истерию. Левая ступня торжественно подсказала мне, что некто попытался её размять или сделать ей массаж. Угу, вот где корыто зарыто, а земля перерыта.
Шумно вздохнув и вытерев с лица кровь тыльной стороной ладони, белокурый парень присел и, сунув одну руку мне под ноющие колени, другую - за спину, легко поднял меня в воздух.
– Извини, я не хотел делать тебе больно, - и впрямь с нотками искреннего покаяния произнёс он. Чья-то мания величия резко поползла вверх, и я честно попыталась затолкать её поглубже.
– Давай свои стопы я буду разминать сама, - на этих словах меня усадили обратно на бревно, однако я встала и с наслаждением прошлась по траве. Наконец-то избавившиеся от каблуков ноги просто пели. Если я не буду за ними следить, они ещё и напьются от радости. Тут надо быть на чеку!
– Расскажи мне что-нибудь о себе, - неожиданно произнёс за моей спиной Эдуард. Я чуть было не посмотрела на него как на сумасшедшего. А уж каким Макаром заставила себя пальцем у виска не крутить - страшная тайна!
Интересно, он на меня досье собирает или дело шьёт?