Получается, что я окончательно крякнул в том своем теле? Но почему я не отправился к праотцам, черт побери?! Либо я неправильно прожил предыдущую жизнь, либо новое тело дано для возможности исправить ошибки? Разве такое возможно?
Я всегда относил себя к тем, для кого стакан наполовину ПОЛОН, а не пуст. Так что не хрен сопли распускать, в новом положении, определенно, есть и свои плюсы.
Поднялся, подошел к зеркалу и принялся себя разглядывать. Понятно, слава богу, мезоморф — плечи, хоть и неказистые, но пошире жопы, талия прослеживается, Руки так себе, но не веточки. Не геракл, но мышца среднего пошиба все-таки имеется, и жирок равномерно распределены. Судя по кондициям, прежний телообладатель в зал не ходил (кстати, куда он делся?). Если и ходил, то по большим праздникам… Мышцы явно тяжелее стула ничего не поднимали, к нагрузкам неприученные. Хотя задатки хорошие, надо признать. Поработай с такой заготовкой и выйдет толк. Генетика норм, вроде.
Я послонялся по залу, раздумывая «кто виноват и что делать»… Новые «друзья» ушли, оставив меня куковать одного. Девчонка вовсе сказала, что меня на прием начальник ждет. Что за начальник? Завода походу. Но мы сейчас это дело выясним. Я решил, наконец, выйти из зала и осмотреться. Правда, не успел дверь открыть, как меня тут же облаяли.
— Вы все убрали, физкультурники? — послышался старушечий голос.
Оказался в коридоре посреди которого стоял старенький стол-книжка, герой советских праздников. Одно «крыло» стола оказалось «расправлено», на нем стоял допотопный аппарат — телефон с дисковым набором и стакан с чаем и чайной ложкой.
За столом на табурете чинно восседала старуха с ядреной химией на голове. Она зыркала на на меня как мангуст на змею:
— Свет за собой выключаем и ключи сдаем!
Во как. Я в спор вступать не стал, свет выключил, качалку закрыл. Пошел старухе ключ сдавать — на стол положил.
— Расписываемся, молодой человек! — она подвинула ко мне серую потрепанную амбарную книгу допотопных времен…
Раз надо — пожалуйста, я оставил подпись, и тут же с удивлением бровь приподнял. В строках выше, где другие расписали, стоял год — 1993. Покосился на бабулю.
— Число какое сегодня?
— С утра двадцатое августа было!
Я понял, чего старуха злиться — рядом со столом стоял второй табурет, на нем тазик с вязанием. Носки бабушка вязала, а я такой бессовестный ее от дела важного отвлек и стол занял.
— Год девяносто третий ставить?
— Да хоть девяносто второй!
Старуха обернулась к стене, где висел шкафчик с ячейками. Взяла с одной из ячеек ледериновые корочки бледно-малинового цвета, положила на стол:
— Чего вылупился, умник, пропуск забирай.
Забрал, раскрыл. С пропуска на меня смотрела молодая рожа парня из отражения в зеркале. Нового меня. Выдан на Сергея Ивановича Кресова — фамилия имя отчество полностью с моими совпадают. Уже хорошо. Под печатью «Отдела кадров», цех указан № 4. А вот срок действия окончательно ответил на вопрос о годе. Пропуск был действителен до 31 декабря 1993.
— Кресов, а тебе носочки не нужны вязаные? — вдруг переключила гнев на милость старуха.
Носки мне были без надобности. Так что спасибо, но откажусь. Сунув пропуск в карман спецовки (именно в спецовке обладатель предыдущего тела в зал пришел), я поднялся по крошащимся бетонным ступеням на улицу. Летнее солнце ослепило глаза, ветер разгонял душный воздух. По ощущениям жара под сорок градусов. У нас в городе такого отродясь не бывает. Летом дай бог, чтобы до двадцати градусов ртуть поднималась в термометре. А здесь пекло. Значит, меня куда-то на юг занесло. Да еще и в девяносто третий. Полный абзац…
Оказалось, что качалка находилась в цокольном этаже двухэтажной постройки из красного кирпича. Проходя мимо окна первого этажа, я заглянул внутрь через распахнутые створки. Помещение заставлено потертыми письменными столами с выдвижными ящиками, за которыми трудился народ. Компьютеров и в помине не было, на столах куча бумаг, — стопки папок с надписью «ДЕЛО», к которым были подшиты чертежи. Настольные лампы с громоздкими железными колпаками и ватманы. Народ занимался тем, что обводил чертежи тушью. Сами окна деревянные, открыты нараспашку, краска некогда белая, теперь потрескалась и стала цвета топленого молока.
Понятно, конструкторское бюро. Очевидно, что я на крупном промышленном предприятии. Рядом со зданием КБ стояла кара, выкрашенная в желтый цвет, на ней погружены стопки чертежей, в архив везти. В кабине кары спал водила, сложив руки на руль. Будить товарища я не стал, сон это святое. От бюро отходила дорога с потресканным асфальтом, из трещин торчали сорняки, а само покрытие местами присыпали гравием, чтобы ямы скрыть. Асфальт витиевато вел к другой, более крупной дороге, куда лучше залатанной. Прямо сейчас по ней ехала «девятка» болотного цвета, из окон которой «Ногу Свело» блажило: