Продавалось на толчке все: от оружия до овощей. Продавцы и покупатели торговались весело, громко, долго и с азартом. Аура базара заводила и поднимала настроение.
Ира купила себе кожаные перчатки без пальцев. Сразу их надела и повертела в руках свой автомат.
— Удобно как! — улыбнулась она.
Вскоре Ира и Женя зависли возле большого прилавка с женскими товарами: белье, одежда, косметика и масса других совершенно необходимых для женщин предметов. Были возле прилавка и другие покупатели — женщины. Трое. Одеты они были очень хорошо, со вкусом. В гражданском, разумеется. Эти женщины были молоды, красивы и очень независимы. Рядом с ними, отгораживая собой от толпы, топтались рослые парни, в военной форме Советской армии образца 80 — х годов. На левых рукавах их шинелей были нашиты сине — красные треугольные шевроны. В руках автоматы АК -74. Под просторными шинелями угадывались бронежилеты с разгрузками, набитыми оружием.
— Станичники — буркнул один из патрульных. — Казаки атамана Громова пожаловали. Со своими барышнями.
В его голосе Антон уловил нотки зависти.
Ира с Женей, казалось, купят весь товар на женском прилавке — по крайней мере, их сумки уже были набиты доверху. Продавщицы — крепко сбитые женщины, лет сорока, в камуфляжных куртках подзадоривали покупательниц:
— Берите, девушки, берите! У нас лучший женский товар на рынке. Если чего — то нет, заказывайте, подвезем через две недели.
Одна из продавщиц, наклонилась к Жене, как — бы помогая выбирать белье:
— Девочки! Я вижу, вы с базы регионалов. Как вам там? Не обижают служивые?
— Да нормально все. Пока — ответила Женя, рассматривая этикетки, и не глядя на продавщицу.
— Если обижать будут или какие проблемы возникнут, подходите в салон ' Силует' в районе средней школы. Администратору скажите, что вы от Нормы — вас примут и помогут.
— Понятно. А вы кто?
— Мы Матроны. Слышали о женской общине на севере Ромба?
— Нет, не слышали.
— Неважно. Мы не даем женщин в обиду. Запомни: салон 'Силует'.
— Ну, хорошо, запомню — Женя оглянулась, ища глазами Антона и патрульных. Вот они, в двух шагах, разговаривают о чем — то.
Наконец, Ира и Женя отошли от женского прилавка, потратив все свои деньги, но очень довольные.
— Ну что, уходим? — спросил Антон.
— Можно было бы еще прогуляться, посмотреть.
— Давайте, барышни потихоньку к выходу двигаться — сказал старший патрульный.
Антон остановился возле старика, разложившего на расстеленной прямо на земле мешковине, несколько десятков книг.
— Что интересует, служивый? — спросил старик.
— Да так, смотрю вот. А ну, отец, дай-ка мне вон ту книгу — Антон показал на замызганный том Александра Грина.
— Хорошая книга, интересная. Бери, не пожалеешь.
— Ну, давай. — Антон рассчитался.
Старик взял деньги, и Антон обратил внимание на его руки — чистые и ухоженные. Антон взглянул на лицо старика: обыкновенное морщинистое лицо, давно не стриженая борода, но из под густых нависших бровей блеснул жесткий ясный взгляд голубых глаз. Антон даже вздрогнул от неожиданности. Бывает.
Старик закашлялся:
— Мало кто книги сейчас покупает. Ты вроде как на служивого и не похож.
— А почему не похож?
— Не знаю. Не похож, и все тут.
Антон отошел в сторону, чувствуя на себе взгляд странного старика.
Прошли немного дальше. Внезапно перед Антоном вынырнул из толпы небольшой мужчина нерусской национальности:
— Дорогой! Дело есть.
— Какое еще дело? — напрягся Антон.
— Слушай, дорогой, продай свою женщину. Деньги хорошие дам.
— Ты чего? Охренел, что — ли!
— Не злись дорогой! Не пожалеешь. Дам тридцать тысяч. Зачем тебе две женщины? Продай одну.
Антон передернул плечами, молча отвернулся от назойливого покупателя и двинулся дальше. Но нет — тот нахально схватил Антона за рукав:
— Не торопись, дорогой. Продай по — хорошему. Ты один здесь. Можешь и не прийти сегодня домой. И женщины твои тоже.
— А ну отпусти! — разозлился Антон, выдергивая руку.
— Не уйдешь с базара сегодня живой — торговец живым товаром красноречиво провел рукой поперек горла.
Антон не успел ответить, как из — за его спины вынырнул старший патрульный, и коротким ударом приклада автомата свалил торговца на землю, и стал бить его сапогами, жестоко и не выбирая места. Толпа вокруг сразу расступилась и смолкла.
Вдруг второй патрульный выхватил пистолет и упер его ствол в лоб, какому — то мужчине, стоявшему рядом с происходящим:
— И не думай! Башку отстрелю!
Из руки этого мужчины на землю с глухим стуком на землю упал длинный нож. Патрульный коротким и жестким ударом рукояткой пистолета в лицо отправил этого мужчину на землю.
Старший патрульный еще несколько раз пнул со всей силы лежащего уже без движения торговца и, передернув затвор автомата, набросился на толпу:
— А ну, расходись! Живо!
Зеваки стали нехотя расходиться — никому не хотелось связываться с патрульными.
— Теперь уходим, быстро! — скомандовал старший своей группе.
Шли быстро. Автоматы в руках, сняты с предохранителей. Женя несла обе сумки, а Ира прикрывала группу сзади. Свернули за угол, пробежали по переулку с полуразрушенными домами, пересекли полупустой перекресток, прошли еще один переулок и вышли на улочку, ведущую к главной площади города, к комендатуре.
Через полчаса Уазик увозил группу на базу. Женщины сидели молча, прижимая к себе сумки. Патрульные громко разговаривали и смеялись, обсуждая поход на толчок. Но Антон услышал в их голосах нотки облегчения. А в памяти всплыли голубые глаза странного старика.
К концу дня в городе, в нескольких местах одновременно, завязались вооруженные стычки патрулей регионалов с группами налетчиков, которые попытались захватить комендатуру и почту. Атаки были отбиты, но зачистка города продолжалась до утра. На базу 'Юг' поступило двенадцать тяжелораненых бойцов. По слухам, убитых регионалов было человек десять. Контроль над городом стоил дорого.
Жизнь, со всеми ее яркими проявлениями и маленькими радостями пробивалась в Ромбе, как весенние цветы. Жене было около тридцати лет. Она была действительно красивой женщиной. Ее выразительные глаза оливково — зеленоватого цвета, чувственные губы, красивые, один в один зубы радовали взгляд. Но больше всего привлекала внимание улыбка Жени — открытая, радостная и очень красивая. Руки ее были особо хороши: длинные утонченные пальцы, маленькая ладошка и нежные запястья — эти руки каждый раз привлекали внимание Антона, когда Женя ассистировала ему на операциях и когда они ужинали всем своим маленьким коллективом, если получалось собраться вместе. А еще у нее был легкий, веселый и незлобивый нрав.
Взгляд Жени, брошенный на доктора из — под маски во время операции, или просто во время нечастого общения, будил у Антона легкие и приятные воспоминания прошлой жизни — спокойной и счастливой.
Доктор узнал из личного дела, что Женя была незамужней, не имела ни детей, ни родственников.
Годы, проведенные в заключении, отложили еле уловимую печать страдания на лице Жени, но в последнее время все чаще и чаще слышался ее веселый смех. Женя нравилась Антону, и, хотя он старался не показывать этого, ему было тепло и уютно, когда она была рядом. Симпатии, как он понимал, были взаимными.
И все- таки Женя оказалась более решительной, чем Антон. Однажды днем, когда Пантера и Знахарь были заняты на складе медикаментов, Антон сидел за столом дежурного врача и сверял по документам сроки годности препаратов, подошла Женя:
— Антон Владимирович! У меня живот болит.
— А — а, сейчас. Я занят, Женя.
— Доктор, посмотрите, может аппендицит. Болит ведь.
— Ладно, ложись, давай посмотрю
— Я на общий смотровой стол не лягу, мне неприятно здесь. Идемте в нашу с Ирой комнату.
— Ну, идем — Антон недоуменно передернул плечами.
Они зашли в комнатушку медсестер, зашторенную со всех сторон маскировочной сеткой и простынями. Женя стала раздеваться, а Антон осмотрелся — он никогда не заглядывал в блок к барышням: чисто, скромно, по — спартански просто, но чувствуется уют, созданный женскими руками.