Выбрать главу

Степан Петрович шипит что-то на ухо – поправляю наушник.

– Пошел, Соколов! Пошел!

Включаю плазменную горелку. Вышибаю вырезанную стенку короба, стенную панель.

Выбираюсь в коридор, врываюсь в темноту.

Охранники посты не покинут и на меня не попрут – не получится у них, просто. Сообщат о

проникновении на объект они быстро, только ждать спецназ будут достаточно долго. И правильно –

не стоит им, подтравленным моими жесткими химикатами, на меня и на смерть нарываться. Я ведь

отравил воздух скверными веществами – в низкой концентрации вредоносными, а в высокой –

22

смертельными. Пока охранники меня не трогают, отрава не столь опасна, но стоит им встать у меня

на пути или встрять в мои планы – станет смертельной. Проявят они настойчивость, попытаются

меня остановить – мне придется потравить их химикатами, как крыс… или еще что похуже.

Бегу прямо. Толкаю дверь. Направо. Блок открыт, только замок – заклинило. Черт! Снова мне

Снегирев подножку подставил! Открываю дверь силой. Захожу в хранилище.

– Время!

Хватаю контейнер, помеченный впечатанным в память кодом, поворачиваю. Несусь проч.

Начинаю восхождение. Наверх вскарабкаться труднее. Черт… Перчатка проскользнула. Чуть не

сорвался. Удержался. У меня в руке засветился экран.

Подключаюсь к системе, настраиваюсь на сигнал.

– Спецназ на объекте! Соколов, шевелись!

Снова внедряюсь в систему. Сложная структура. Тонка тропинка среди кучи данных – одни коды

встают на пути преградами, требуя верного ввода других, открывающих доступ к третьим. Черт!

Давай! Идти не так далеко! Не так долго! Давай, соображай!

Барьер взят! Подключаю подачу энергии. Осталось только…

– Бойцы на подходе! Блокируй замки!

Черт… Осталось отдать команду – одну команду. Только меня сносит, стягивает вниз. Я путаюсь

в проводах и…

– Время вышло! Тебя взяли! Уже взяли и уже допрашивают! Давай наверх!

Мокрый, как потопленная мышь. И в глаза течет… и из глаз течет. Попало как-то что-то – какая-

то коррозийная пыль… или соль разъела. Черт…

Вылез на землю и, изогнувшись в спине, как первейший гепард перед спринтом, рванул к

одиноко стоящей сосне. Под ней и свалился в изнеможении, притворившись мертвым, как

последняя падаль.

Переведя дух, вытер лицо грязным рукавом. Товарищ полковник присел рядом, нервно стуча

пальцами по часам с неумолимо несущимся к черту секундомером.

– Триста семьдесят пять. Соколов, считай, на месте стоишь.

Я сокрушенно резанул рукой прохладный предрассветный воздух.

– Я вам не червяк. Не ждите, что я так сразу под землей весь путь на высокой скорости пролечу.

– Соколов, червяки не летают.

– Раз червяки не летают, я – и подавно не полечу. Тесно же в коробе, как в змеиной заднице.

Похоже, Степан Петрович собрался произнести что-то глубокомысленное – жду изречения его

мудрой мысли, ища под курткой мятую пачку сигарет.

– Рожденный ползать, летать не будет.

– Это вы в мой огород булыжник бросили?

– Камень, Соколов, – я кинул камень. Ты что, русский язык забыл совсем?! Или ты его … не знал

никогда?!

Конечно, сейчас так ему и скажу, что на русском с ним с первым словом перемолвился за

несколько лет отсутствия. Я не только в речи русской навык теряю с годами, но и письменность

вспоминаю с трудом – мне ведь и мыслить на русском тяжело в последнее время стало.

– Узнаешь с вами. Меня всему такие, как вы, учили. Так что ко мне претензий не предъявляйте.

– Хватит мне из себя строить! Ты сначала мысли излагать научись, как нормальные люди!

– Я с вами говорю, как думаю.

– Тогда думать учись, как нормальные люди!

– Нормальные люди не думают – им просто не нужно. Не придирайтесь к словам. Когда надо, я,

как надо, говорю. Отдых мне нужен, устал я.

– Не будет тебе ничего, пока чисто не пройдешь! Худей, Слава!

– Вы что, серьезно?! Я же и так у вас тощий стал, как борзая обритая.

Я тихонько смеюсь про себя, а Степан Петрович так же тихонько скрипит зубами.

– Надо будет, ты у меня ободранной, а не обритой, борзой бегать будешь! Я приказ получил хоть

шкуру с тебя спустить, а к цели тебя за считанные секунды подтащить! Худей!

– Я же тогда не только в коробе, а вообще – на ногах держаться не буду! Буду ползать, как…

23

– Хватит! Хватит с меня твоего красноречия и сквернословия!

– А вы меня грубостью на такие изысканные выражения не толкайте.

Степан Петрович покачал головой, прогоняя раздражение. Достаем мы друг друга в последнее

время сильно. Конечно, заперты мы с ним вдвоем на базе довольно давно. И все время нашего

совместного заключения гоняет он меня без устали в глухом лесу за высокими заграждениями. Оба

мы измотались совсем, и нам обоим в руках себя держать достаточно трудно стало. Не подходим

мы с ним друг другу – на одной выдержке железной держимся и дело общее не губим. Нас же с

ним, как космонавтов перед полетом, на терпимость друг к другу не тестировали – просто заперли

здесь приказом, как замком.

– Триста шестьдесят секунд – и ты должен пройти! Трое суток на воде – и ты пройдешь!

На этот раз зубами скрипнул я, но после этого молчаливого протеста мне пришлось покорно

кивнуть.

– Понял. Трое суток на воде.

Прикурил сигарету. Строгий Степан Петрович посмотрел на меня нахмуренно и покачал головой

еще пасмурнее и серьезнее.

– Курить эту … кончай. Прекращай. Сейчас, я с этой … и покончи, сказал. Туши окурок.

Дышишь плохо.

– Посмотрел бы я, как бы вы после такого дышали.

– Ты меня, старика, с собой не сравнивай – в твои годы я и не такое мог.

– Могли и делали – разные вещи. Так вы могли или делали, товарищ полковник?

– Прямо тебе скажу – не пошел бы я с тобой в разведку.

– А вы и не пойдете.

– Не дерзи старшему по званию.

– А вам мое звание неизвестно.

– Молод ты такие речи со мной вести.

– А вам и возраст мой неизвестен.

Он покачал головой – на этот раз опечалено. Верно, размышляет над решением Игоря Ивановича

поручить ответственное задание именно мне. Степан Петрович призадумался и пожал плечами – не

знает он, кто я, где был, что делал… что со мной делали. Он так только – догадывается.

– Не знаю, зарываешься ты, Слава, или просто нервничаешь – только ты не должен идти у этого

на поводу. Сосредоточься на проходе и старайся пройти.

Он стукнул меня по плечу, поднимаясь на встречу Игорю Ивановичу, идущему к нам через рощу

и сияющему на утреннем солнце генеральскими звездами. Эх, придет время, Игорь Иванович, и на

моих погонах генеральские звезды зажгутся! Загорятся на ясном солнышке, слепя глаза людям и

нелюдям!

Степан Петрович отдал честь Игорю Ивановичу и рапортовал о своих мучениях со Святославом

Соколовым – со мной. Начальник меня в наших секретных частях частенько Славой зовет –

Святославом или Ярославом… только бы Слава в конце получалось. Не причуда у него такая –

просто, путаницы так меньше. Вроде с ним в моем лице связь многие люди имеют, а всех в итоге

одним именем назвать можно. Вот он и называет всего меня одним именем.

Игорь Иванович в последнее время не высыпается, и вид у него помятый, несмотря на

безупречно выглаженный китель и выстиранную до свечения белую рубашку. Он наклонил голову,

приветствуя меня издали. Я ответил ему таким же коротким кивком.

– Соколов, время?! На этом, на третьем, этапе?!

– Триста семьдесят пять!

Начальник подошел, подпер рукой подбородок и начал напряженно просматривать в голове

варианты.

– В каком месте останавливаешься?

– Ясно, в каком. В коробе. В проводке путаюсь.

– Пошли, Соколов… Скажу тебе…

Отошли в сторону. Игорь Иванович пнул шишку и присел на корточки перед хвойным