преграждают путь с одной стороны подворотни, трое – с другой. Стрелять они, похоже, не
намерены. Они пришли угрожать и грабить или брать и требовать ответов на вопросы. Черт…
– Агнешка, не кричи. Что бы ни было, – соблюдай тишину. Я троих с дороги уберу, других –
задержу. Как только дорогу открою, – беги. Ясно?
– Они убьют тебя…
– Хотели бы убить – убили бы давно.
– Я не уйду… Они же… Они убьют тебя…
– Ты уйдешь и позовешь Войцеха. Ясно?
– Я не оставлю тебя в беде одного, Вольф…
– Дура! Готовься бежать быстрее. Один идет к нам. Подойдет, – начнешь отсчет. Через тридцать
секунд я путь расчищу, и ты уйдешь. Остальных надолго мне не сдержать, так что готовься бежать
быстрее и беги во весь дух.
Дал ей свой заказной клинок с двумя боевыми поверхностями.
– Под коленом режь чуть что или – по горлу.
Не выношу ближнего боя – особенно, когда у врага явное преимущество в числе и весе. Просто,
у меня никогда не было таких преимуществ – я достаточно хрупок, не отличаюсь особой силой и
обычно хожу один – вот и стараюсь не ввязываться в рукопашную, а расчищать себе путь с
расстояния выстрела из винтовки. Взять верх я могу лишь за счет скорости. Только без
пространства мне требуемого на такие действия времени не выкроить. А стоит мне их подпустить,
они мне пространства отвоевать не дадут – силой задавят, не позволят и развернуться. Как только
они подойдут – мне конец.
Я прокрутил в голове каждое действие, каждое движение. Жду, подпуская одного противника –
первого посланника, с наглым видом перекидывающего в руке нож. Он смотрел в мои спокойные
глаза, но, подойдя, перевел взгляд на мои чуть разведенные в стороны руки. Не стал напрягать его
дерготней и лишними движениями – мне не должно давать ему никакого повода подозревать
опасность и повышать сосредоточенность. Тогда я расправлюсь с ним запросто и заставлю
остальных занервничать и потерять ориентацию. Еще шаг и…
Я резко рванул в сторону. Обогнул его так быстро, что он и обернуться не успел. Сзади ударил
обитым железом берцем ему в ухо. Он рухнул. Я пригнулся, подобрал его нож и достал из-за
голенища свой кинжал. Перекинул клинки, берясь за обухи. Резко выпрямился и выбросил обе
руки вперед. Метнул ножи с обеих рук, метя обоим противникам в головы, в глаза, а не в грудь,
учитывая, что на них можем быть броня. Я не промахнулся. Оба клинка попали в цель и повергли
обоих противников. Только девушка осталась стоять на месте. Черт…
Похоже, меня решили не брать, а убирать без особых задержек и раздумий. Огнестрельного
оружия я так и не заметил, только перед глазами сверкнул направленный мне в горло клинок. Я
коротко стукнул открытой ладонью по лезвию, отклоняя его. Уклонился от удара и снова стукнул
по занесенному надо мной лезвию открытой ладонью. Перехватил руку нападающего противника,
перекидывая его через плечо. Он рухнул на спину, роняя клинок. Я въехал ему тяжелым берцем в
голову и бросил его подыхать, переключаясь на остальных. Не уверен, что убил его, а не вырубил,
но добивать нет времени. Он выведен из строя – и довольно с него. Его товарищ схватил меня со
спины, но я вывернулся – вылез из куртки, как змея из кожи.
Оборачиваясь, остановил нацеленное мне в лицо лезвие, – перехватил его, пуская в расход
левую руку и не замечая врезавшегося в ладонь лезвия и стропореза. Правой – въехал противнику
под челюсть, но… в глазах потемнело от удара рукоятью ножа в висок. Развернулся к недругу
лицом, но… Вашу ж…
Глава 36
Открыл глаза и осторожно осмотрелся. Зажженный фонарь валяется рядом со мной на асфальте
и светит в стену. Подле меня на коленях стоит Шлегель. Он держит меня за руку – пульс считает.
175
Сейчас и я ему пульс посчитаю. Под моей рукой, крепко сжимающей его шею, часто застучало его
сердце.
– Вайнер, это не мои люди.
– Кто они?
– Не знаю. На них нет никаких опознавательных знаков и при них нет никаких документов – ни
удостоверений, ничего. Один ушел, но Войцех должен его взять.
– Я у одного матовый клинок с характерной заточкой приметил – такие у вашего спецназа на
вооружении. Только насторожило меня, что хозяин его вперед пошел и напоказ его выставил.
– Они не наши. Они славяне.
– Я вижу, что славяне. Поляки, похоже.
– Или русские.
– Думаешь, русские?
– Не знаю. Нельзя исключать.
– Час от часу… только хуже. Что с Агнешкой?
– Она в порядке – просто испугалась. Она в первый раз у человека жизнь отняла – ей нужно
время привыкнуть к мысли о чужой смерти от ее руки.
– Она прикончила одного из них?
– Прирезала. Подняла нож, подошла со спины – и по шее. Как свинью его… Навыка у нее нет,
рука не привычная – крови пролилось столько, что у нее рассудок помутился. Последний
противник решил с ней не связываться. Когда мы с Войцехом подошли, он скрылся. Я Войцеха за
ним послал.
– Он решил с ней не связываться?
– Не время.
– Говори. Хоть в двух словах.
– Когда мы пошли проверять вас, нашли тебя вырубленным… и ее подле тебя с клинком в руке.
Она, как безумная кошка, на меня бросалась, не подпускала к тебе – с трудом ее от тебя оторвал.
– Моя Агнешка?
– Не ждал такого от своей Агнешки? Никто не ждал, Вайнер. За счет этого она тебе жизнь и
спасла. Нам нужно срочно спрятать трупы и скрыться. Иди успокой ее скорее. Меня она не
слушает.
Опершись на его руку, я поднялся и осмотрелся. Агнешка сидит у стены и молча глядит сухими
глазами на замаранные кровью руки. Подошел к девушке и с трудом опустился перед ней на одно,
еще не окончательно переклинившее, колено. Не время ругать ее и выговаривать за непослушание.
– Агнешка, я тебе жизнью обязан.
Она подняла на меня глаза и схватила мою руку. Она впилась в мою руку обеими руками так
отчаянно, что причинила мне изрядную боль, но я решил терпеливо ждать, когда она ослабит
хватку и не рваться.
– Это было необходимо… Верно, Вольф? Я не могла поступить иначе… Правда, Вольф? Я не
имела права поступить иначе… Я ведь права, Вольф?
– Конечно, ты права. Ты все сделала правильно. Так было нужно. Для дела.
– Для дела? Для тебя, Вольф. Я не могла смотреть, как они… Они били тебя у меня на глазах
и… Они бы убили тебя…
– Убили бы. И тебя, и меня. Или сдали бы нас обоих, недобитых. А нам попасть в плен – равно
погибнуть. В чьи бы когти мы ни попали – нас будет ждать один конец. Все руки, в которые мы
можем попасть, – руки старухи с косой. Ты поступила правильно и сделала все, что должна была
сделать. Ты справилась и спасла от смертельной опасности нас всех, включая Войцеха и Шлегеля.
– О боже… Я убийца…
– Как все мы, – и я, и Войцех, и Шлегель. С этого часа ты такая же, как мы, – защищающие
себя, своих людей и свою страну бойцы. Ты подумаешь и поймешь, наконец, что воины убивают в
бою, а мясники забивают на бойне. Ты найдешь разницу. Только думать об этом ты будешь позже,
когда мы выберемся из беды.
– О боже…
176
– Бог простит, судьба пощадит. А поле бранное нам никто расчистить не поможет. Место,
может, для побоища и подходящее, но нам на нем задерживаться нельзя. Надо следы заметать и
уходить. Так что скрепляй дух и собирай силы. Думать будешь обо всем, что душу травит, когда
скроемся. Ясно?
Она резко вздохнула и залилась слезами – значит, ее отпускает… скоро она отойдет от мук
совести и сможет идти. Я постарался освободить свою растерзанную руку, но девушка только
крепче сцепила пальцы.
– Отпусти. Мне надо помочь Шлегелю.
– Я не могу разжать пальцы…
– Разжимай. Медленно.