Он прекрасно знал, что самым правильным и безопасным способом действий будет держаться поблизости, но не обнаруживать себя до момента появления подкреплений. В суматохе же после начала боя он сможет спасти Канаме из трейлера без осложнений.
Логично и тактически правильно. Но Соске никак не мог отделаться от грызущего и свербящего чувства. Что случится за это время с Канаме, через какие пытки ей придется пройти? Ему вспомнилась девушка, которую они спасли в Сибири двумя неделями раньше.
Врачи сообщили, что она находилась под действием алкалоидов, похожих по составу на те, что входят в сыворотку правды. Соске знал, какие ментальные шрамы оставляют такие препараты.
Перед его глазами возникли живые образы: сердитый взгляд Канаме, которым она так часто его награждала; ее нахмуренные в минуту раздражения брови; задумчивый, печальный и мягкий взгляд, когда она вспоминала о чем-то своем. Ее волшебная солнечная улыбка — все ее облики были прекрасны, каждый по-своему.
И все это падет жертвой бесчеловечных экспериментов.
Ее красивые живые глаза погаснут и западут, рот приоткроется, бессознательно роняя слюни. Терзаемая кошмарами и галлюцинациями, она забудет, как управлять сфинктером и мочевым пузырем. Она будет в безумии царапать ногтями лицо, пока не превратит его в кровавую маску.
Канаме не умрет, но можно ли будет назвать жалкое растительное существование жизнью?
Подгоняемое мрачными мыслями, в грудь Соске острым ножом вонзилось нетерпение. Первым импульсивным желанием было немедленно броситься на помощь Канаме. Это и удивило, и встревожило его.
«Я не могу позволить себе быть нетерпеливым, — убеждал себя Соске. — Приоритетная задача — обеспечение безопасности заложников в самолете. Безопасность Канаме лишь во вторую очередь. Кроме того, террористы пошли на такие хитрости, чтобы заполучить ее. Они не станут уничтожать ее в течение одной ночи. Наверняка, это будет длительная агония — словно мучительное асбестовое удушье».
Его неспокойные мысли прервал резкий выстрел.
Он раздался изнутри трейлера.
Скорее всего, это был выстрел из пистолета среднего калибра. Отточенные боевые инстинкты Соске остановили его на полушаге, недвусмысленно предупреждая: бросаться в схватку очертя голову — далеко не лучший выбор.
Любую критическую ситуацию можно ухудшить. Если он сейчас совершит глупость, то подвергнет опасности успех всей спасательной операции — если она, конечно, состоится.
«Нет. У меня приказ. И забывать о приоритете задач нельзя. Только неопытный новичок безоглядно кинется в атаку в такой ситуации».
Но что, если…
…Что, если стреляли в Канаме? Что, если она ранена — а он бесполезно торчит здесь, со своей великолепной аптечкой первой помощи? Что, если это дело рук Гаурона? Если он ранил ее, чтобы заставить унизительно ползать перед ним на коленях и молить о пощаде; чтобы насладиться ее страхом и болью. Перед тем, как поставить точку выстрелом в голову?!
Канаме…
В его животе заворочалось что-то холодное и скользкое, поднялось выше, стиснуло сердце и перехватило горло…
Настолько старое и позабытое ощущение, что Соске долго не мог вспомнить, как оно называется.
Страх.
Так он стоял, раздираемый противоречиями, пока его не хлестнул, точно кнутом, второй выстрел.
Впервые в жизни забыв о приоритете поставленных задач и не подчинившись приказу, Соске выпрыгнул из своего убежища за мусорным контейнером и стремительно бросился вперед.
За две минуты до первого выстрела запертая в тесном цилиндре Канаме не выдержала и забилась в истерике:
— Хватит! Отпустите меня!!!
— Тихо. Успокойся! Немедленно открой глаза и смотри на экран! — рявкнула докторша.
Не реагируя на ее слова, Канаме дико колотилась об полупрозрачные стенки. Она тяжело и хрипло дышала, холодный пот градом катился по лицу. Девушка не слышала ничего, кроме непрерывного гула в ушах.
— Заткнись!!! Выпусти меня отсюда! — бешено кричала она. Канаме не сошла с ума, но вырвавшаяся на свободу ярость ослепила ее, заставив позабыть об осторожности. Она не знала и не хотела знать, что здесь творится — но больше не собиралась оставаться напуганной и покорной лабораторной крысой.
— Открой, не то разобью эту чертову машину!!! — орала Канаме, дергаясь в путах так отчаянно, что очки с голографическими экранами свалились с ее лица.
— Черт бы тебя побрал! Прекрати!
Небольшая тележка-лежак, к которой была привязана Канаме, выкатилась из раскрывшейся трубы. Докторша подскочила и резко прижала ее голову, в раздражении стукнув затылком об подставку.
— Хотела обойтись с тобой по-человечески, но хорошего отношения ты не ценишь, соплячка!