Выбрать главу

Под стать ему был и секретарь комсомольской организации полка младший лейтенант Виктор Соколов, умевший и личным примером, и словом зажигать сердца не только молодежи, но и всех авиаторов.

– Земля Венгрии станет могилой для многих фашистских стервятников, – сказал на митинге Виктор Кирилюк.

Через день – Новый год. На фронте наступило затишье. Почему-то меня снова потянуло к старому кузнецу-мадьяру. Мы здесь все еще мало общались с местным населением, а очень хотелось почувствовать, как оно настроено, чем дышит. Кузнец как-никак уже мой знакомый. А знакомых, как известно, поздравляют с Новым годом. С этим я и отправился в кузницу, из которой по-прежнему доносились звонкие удары молота.

Когда я вошел в мрачноватое, черное от сажи помещение, пожилой мадьяр ритмично расклепывал прут, который держал клещами черноволосый мальчуган.

– С Новым годом, с новым счастьем! – сказал я громко, переступив порог.

Увидев меня, оба заулыбались, прекратили работу, вытерли о фартуки руки, пошли навстречу. Стало ясно, что о нашем предыдущем визите был в семье разговор, моему появлению рады.

– Спасибо. Будем знакомы, – протянул руку кузнец. – Шандор Далаши, а это, – он показал на мальчишку, – мой внук Ласло.

Шандор предложил мне присесть на скамеечку. Мы закурили.

– Скоро конец Гитлеру? – спросил он.

– Думаем, все кончится в наступающем году…

– И больше это не вернется?

– Как же оно может вернуться?

– Да вот вы разобьете Гитлера, а потом домой уйдете, а фашизм снова голову поднимет. Вы – далеко, а нам что делать? Наш народ напуган. Выжидает. Я вот тоже был в свое время среди поднявших революцию чепельских рабочих. Маркса и Ленина читал. Тогда и русскому немного научился – нужной литературы на нашем языке почти не было. А вот потом нас всех в такие тиски зажали, что мы и жизни рады не были. Особенно хортисты лютовали. Вот с тех пор и живем с оглядкой.

Я понял: это исповедь. Долго и терпеливо ждал старый мадьяр этой минуты, чтобы наконец высказать то, что тревожило, терзало его душу.

Почувствовав в нем товарища по духу, по настроению, я крепко сжал его руку:

– Друг мой Шандор, можете ходить с высоко поднятой головой – фашизм не вернется.

Старик сделал глубокую затяжку, задумался. Я заглянул в угол, где примостился мальчишка, заметил, что он читает какую-то книгу. Меня очень заинтересовало: какую? Поднялся, пошел к нему, потрепал за волосы, взял в руки книгу. И прямо-таки обомлел: Николай Островский! Не поверил своим глазам, открыл титульный Лист. «Как закалялась сталь»? Неужели?! Лихорадочно листаю страницы, нахожу в тексте дорогое, родное имя: Павка Корчагин.

У меня, видимо, был такой взволнованный вид, что мальчик испугался: он-то еще не все понимал. Подошел Шандор, заулыбался:

– Это очень редкая книга. Она еще до войны у нас появилась. Издана в СССР на венгерском языке. Появилась тайно – хортисты любого могли расстрелять за нее. Мне удалось раздобыть. Прочел и спрятал. И только недавно вот извлек ее на свет – пусть внук читает.

Мы с Шандором пристально посмотрели друг другу в глаза и прочли одно и то же: фашизму не бывать на венгерской земле!

А я порадовался поразительной судьбе книги Николая Островского. Второй раз встречаюсь с этим удивительным советским писателем и второй раз вижу, как становится властителем дум Павка Корчагин и влияет на ход различных событий. Мне вспомнился Адлер, и вот теперь – внук мадьяра-кузнеца… А сколько тысяч и тысяч таких же других, о которых мне ничего не известно. Невозможно переоценить то, что сделал для людей Николай Островский своей жизнью, своей книгой.

Долго-долго находился я под впечатлением нахлынувший чувств в дымной кузнице старого революционера-мадьяра. А после войны, посетив Дом-музей Николай Островского в Сочи, узнал, что Мате Залка был первым венгром, с которым еще в 1934 году познакомился автор волнующих книг «Как закалялась сталь» и «Рожденные бурей». А за два года до этого оба «встретились» на страницах журнала «Молодая гвардия», в котором публиковались первая часть «Как закалялась сталь» и роман Мате Залки «Кометы возвращаются». Точно так же, как в образе Павки Корчагина узнавался сам Островский, в образе командира кавалерийского полка интернационалистов Виктора Гара угадывался Мате Залка – участник испанских событий, под именем генерала Лукача командовавший Двенадцатой интернациональной бригадой. В то время, когда Мате Залка сражался в Испании, в хортистскую Венгрию начал тайно проникать Павка Корчагин, с которым так неожиданно свела меня судьба в кузнице Шандора. Я очень жалел, что не попросил тогда у Шандора книгу – она стала бы уникальным экспонатом в Доме-музее любимого всеми советского писателя.