Вот так новость!
Сорок дней – с 17 марта по 27 апреля – мы жили только новыми истребителями. Влюбились в них, так сказать, с ходу.
И не ошиблись. Тупорылый, со звездообразным двухрядным мотором, истребитель развивал скорость у земли более 500 километров в час, имел две пушки, обладал хорошей маневренностью и тяговооруженностью. Смущало лишь то, что он был почти весь из дерева.
Осваивали новые машины интенсивно. Мы страшно уставали, к вечеру буквально валились с ног. Но с утренней зарей снова появлялись на аэродроме. Взлеты, посадки, воздушные стрельбы по конусу. Здесь мне очень пригодились уроки, преподанные Микитченко. Он и сейчас продолжал настойчиво учить нас искусству меткого поражения целей.
– В огне – сила истребителя, – говорил он. Когда Микитченко убедился, что наши пушечные очереди в щепки разносят конусы, стал отрабатывать с нами всевозможные виды маневра. Теперь он внушал всем более совершенную формулу:
– Запомните, сила истребителя – в маневре и огне.
…На местном аэродроме произошла одна приятная для меня встреча. К нам прибыла концертная бригада. Во время представления я узнал в конферансье своего товарища по заводу в Астрахани Толю Кирпичева. От радости чуть было не прыгнул на сцену – товарищи удержали. Дождавшись окончания концерта, пробрался за кулисы. Толя, увидев меня, ахнул от изумления. Мы обнялись, расцеловались, а потом весь вечер вспоминали наш город, общих знакомых. К сожалению, он ушел в армию чуть позже меня. И ничего нового не мог рассказать мне о Маше, переписка с которой, из-за частых смен аэродромов, временно прервалась.
Я так надеялся услышать что-нибудь о ней от Кирпичева!
Это было 26 апреля, а восход солнца следующего дня мы уже встречали в воздухе. Наш курс – в новый незнакомый город Миллерово.
На этот раз эскадрилью ведет новый командир капитан Михаил Устинов – летчик, обладавший исключительной техникой пилотирования. Это все поняли с первого появления Устинова над аэродромом – о своем прилете к нам он известил полупетлей, выполненной с бреющего полета, за что сразу же получил серьезное внушение от Мелентьева. А когда один из нас, знавший Устинова раньше, спросил его, зачем он выкинул такой номер, тот шутливо ответил:
– Вижу на аэродроме беспорядок – дай, думаю, поддержу его…
Шутка шуткой, но иммельман этот дал всем нам почувствовать, что к нам прибыл командир, в совершенстве владеющий машиной.
Пребывание в Миллерово ознаменовалось одним весьма важным событием – переходом нашего 164-го истребительного авиационного полка в состав 17-й воздушной армии.
Это была совсем еще молодая, но уже успевшая прославить себя в боях с фашистами армия.
Она сформировалась 16 ноября 1942 года – за три дня до начала контрнаступления советских войск на Сталинградском фронте.
Она родилась, чтобы тут же включиться в величайшую в истории битву и, пройдя через ее горнило, выйти закаленной, готовой к новым сражениям. Первым ее командующим был генерал-майор авиации С. А. Красовский, ныне маршал авиации. Под его началом армия принимала участие во всех трех этапах контрнаступления под Сталинградом. Об интенсивности действий ее авиаторов можно судить хотя бы по такой цифре: только за время среднедонской операции с 16 по 31 декабря было произведено 3672 боевых вылета.
Армия уже имела богатые боевые традиции. Ее летчики проявили чудеса героизма. Нуркен Абдиров повторил подвиг Николая Гастелло, за что посмертно был удостоен звания Героя Советского Союза. Это же высокое звание заслужили летчики-истребители И. И. Чучвага, И. А. Манойлов, В. А. Зайцев, награжденный в августе 1943 года второй Золотой Звездой…
Вот в какую славную боевую семью привела нас фронтовая судьба! Оставалось только пожалеть, что этого не случилось раньше, в ноябре, – мы бы имели счастье сражаться в крылатом строю сталинградцев…
К моменту нашего перехода в 17-ю воздушную армию ее возглавил генерал-лейтенант авиации В. А. Судец. С ней он пройдет весь путь до победы.
Читатель помнит, наверное, что механик моего самолета Мартюшев когда-то, еще в Монголии, летал с В. А. Судцом в качестве стрелка-радиста.
Мартюшев, хорошо знавший биографию своего командира, рассказывал, что тот начинал службу авиационным механиком и вырос до командира дивизии, освоив 45 типов самолетов, проявив себя героем в борьбе с японцами и белофиннами. В 1941 году В. А. Судец уже командир дальнебомбардировочного корпуса. И вот теперь он принял 17-ю воздушную…
То обстоятельство, что в моем экипаже был близкий командарму человек – бывший его механик и стрелок-радист, не прошло мимо острых на язык товарищей.
– Ну, Коля, теперь тебе недолго оставаться с нами, – съязвил Кирилюк, – вместе с механиком войдешь в личный экипаж командарма.
– Витя, если тебя такая перспектива прельщает, могу составить протекцию, – не остался я в долгу.
Наши словесные перепалки прекратило лишь посещение полка самим командармом. Он оказался человеком суровым, исключительно требовательным, а к тем, кого знал раньше – особенно строгим…
Командарм приказал перебазироваться в Нижнюю Дуванку, за которой начинается многострадальная украинская земля.
Кубанские грозы остались позади, перед нами открывалась новая страница нашей фронтовой жизни. Прочесть ее предстояло в огненном небе Украины.
Глава IV
Здравствуй, Украина!
С душевным трепетом приближались мы к самому краешку украинской земли. Той земли, которая в нашем воображении рисовалась вся в цветущих садах.
Горьким было приземление: уже с высоты птичьего полета поняли, что война и здесь оставила свой зловещий след.
Мы видели разрушенный Краснодар, руины Сталинграда. И впервые… дотла сожженное село.
Когда выключили моторы, нас поразила гробовая тишина. Казалось, здесь не осталось ничего живого.
Да, милая сердцу Украина, не думали, что увидим тебя такой…
Молча разбрелись по экипажам, стали натягивать палатки. И лишь когда более или менее устроились, увидели осторожно приближавшихся к нам пожилых женщин с детьми и немощных, опирающихся на палки, стариков.
Люди остановились поодаль, опасливо осматривались.
Толя Мартынов не выдержал, пошел им навстречу.
И тут произошло нечто невообразимое: исхудалые, изможденные, перепуганные крестьяне словно сбросили с себя оцепенение, кинулись к Мартынову, начали обнимать, целовать его.
Мы думали, что Толю задушат. Бросились его «выручать» и сами попали в объятия. Женщины заливались слезами, все время возбужденно повторяли:
– Синочки, визволители, прийшли pидни, назовсем прийшли…
Мы не могли понять, почему нас так встречают: ведь тут должны были пройти наземные части.
Оказалось, мы первые. Войска наши прошли где-то стороной. И крестьяне, слыша гул моторов, верили и не верили, что это советские самолеты.
Вскоре народу на аэродроме прибавилось. Местные жители повылазили из землянок и убежищ, всевозможных щелей, которые имелись почти в каждом дворе. Мы щедро делились с ними своими продуктами, они помогали нам обосновываться на новом месте.
Сжималось сердце от боли, когда мы смотрели на этих людей, перенесших все ужасы фашистской оккупации.
Они ласково гладили алые звезды на килях истребителей, ходили за нами следом и не могли насмотреться на нашу форму, ордена и медали.
К Ване Калишенко подошел чуть поменьше его ростом сельский мальчишка. На нем сплошные лохмотья.
– П-п-по-по-даруй з-з-зирочку…
– Бери с пилоткой, носи!
Мальчишка схватил пилотку дрожащими руками и долго не мог выговорить «спасибо». Подошла его мать– сгорбленная старуха, но по всему видно было, что ей не больше тридцати лет.
– Давно он у вас заикается? – спросил младший лейтенант Алимов.
– Та якби ж це одно лихо, – заплакала женщина. – Иди, Петрусь, погуляй з вийськовим хлопчиком, – сказала она сыну, а потом снова обратилась к нам: – Вин дуже хворий. Може, е у вас лекар – допоможе. Все нимци наробили…
Вот какую историю мы услыхали.