Итак, перед нами лежала Австрия – еще одна оккупированная гитлеровцами страна.
Мы тогда еще не знали, что здесь будет обнаружен гитлеровский лагерь смерти – Маутхаузен, где истреблены тысячи ни в чем не повинных людей. Здесь погибли генерал-лейтенант Дмитрий Карбышев, командир 306-й штурмовой авиационной дивизии полковник А. Ф. Исупов.
Перед первым полетом над территорией новой для нас страны мы, по обыкновению, припомнили ее историю. В 1938 году фашистская Германия беспрепятственно оккупировала Австрию. И вот теперь советский воин пришел сюда, чтобы навсегда избавить трудолюбивый, жизнерадостный австрийский народ от нацистской чумы.
Итак, под крылом – Австрия. Сначала равнинная, слегка всхолмленная местность, там и сям мелькают небольшие хуторки. Чем ближе к Альпам, тем все более волнист рельеф. Справа – Дунай. Слева – знаменитые Австрийские Альпы. Я вижу их заснеженные, сверкающие под лучами весеннего солнца вершины, и мое сердце начинает учащенно биться. Мог ли я думать, летая над седым Кавказом, что боевая дорога летчика-истребителя приведет меня к другим горам – Австрийским! Теперь доведется летать над теми самыми суровыми перевалами, ущельями, пропастями, которые в свое время мужественно преодолевали отважные суворовские войска.
Альпы!
Увертываясь от разрывов зенитных снарядов, идем к столице Австрии – Вене.
Она проплывает внизу, серая, в мрачных развалинах. А ведь мы не бомбили Вену. Это поработала американская авиация.
Вена широко раскинулась на правом берегу Дуная. Снизились, рассмотрели ее получше.
В хорошем настроении вернулись мы из того первого разведывательного полета. А вот на земле оно испортилось. Летчики-штурмовики, с которыми я очень дружил, встретили меня с холодком.
– Что случилось? – спрашиваю у Олега Смирнова. Он протягивает мне свежий номер газеты «Защитник Отечества».
– Почитай статью «Дело нашей чести» – все поймешь. Недоумевая, беру в руки газету. Вижу: статья написана капитаном Юрием Казьминым, моим другом, которого я уважал как оперативного корреспондента. Пробегаю статью глазами.
В ней рассказывается об одном вылете штурмовиков под прикрытием возглавляемых мной истребителей. После выполнения задания, написал автор, командир попросил меня оценить действия штурмовиков.
– Бомбили не метко, – будто бы осветил я. Далее в статье было написано, что в моем голосе звучала горечь и я справедливо критиковал товарищей по оружию.
Заканчивался материал такими словами: «Мы прошли много, теперь недалеко до Берлина, близка победа. Но она не придет сама собой. Дело нашей чести – метким огнем и точным бомбовым залпом беспощадно истреблять немецких бандитов».
Статья как статья. Появление ее в газете было вызвано тем, что в период Будапештской операции командарм потребовал от нас повысить эффективность ударов, поменьше расходовать боеприпасов впустую.
Однако эта статья поставила, меня в неудобное положение перед штурмовиками, мастерство которых я высоко ценил. Видимо, все сведения Казьмин взял из третьих рук, чьи-то мысли перепутал с моими и приписал мне слова, которые я не мог сказать.
После этого случая Юра Казьмин долго не появлялся в полку. Очевидно, он чувствовал неловкость перед нами за допущенную ошибку.
Но у меня довольно быстро прошла обида. Я простил его, когда понял, какое это тонкое дело – газетная работа.
Говорят, газета живет один день. Это не совсем так. Участники войны хранят как самые дорогие реликвии вырезки из фронтовых и армейских газет. Много их и у меня. В том числе и статья Юрия Казьмина. Теперь я ее перечитываю с улыбкой.
А вообще труд военных журналистов в боевой обстановке заслуживает самой высокой оценки. Они всегда были там, где всего опаснее и напряженнее. Благодаря им все мы быстро узнавали о героях и совершенных ими подвигах. Яркие, броские материалы об отличившихся в боях, об умелом обслуживании техники читались в подразделениях с большим интересом, использовались в политинформациях, беседах.
Мы особенно приветствовали каждый приезд к нам фотокорреспондента Николая Гаврилова. Ему было около сорока, но его подвижности можно было только завидовать. Любили его за то, что он, снимая людей для газеты, обязательно высылал им по нескольку фотографий на память. Где находил он для этого время и средства – неизвестно, но сейчас многие из нас, листая фронтовые альбомы, испытывают к нему искреннюю благодарность.
…4 апреля мы с Николаем Козловым провели над Веной первый воздушный бой, в котором мне не довелось сделать ни единого выстрела – отказало оружие. Козлов сбил одного «мессера». А я только пугал фашистов, имитируя атаки.
Почему же не сработали пушки? На обратном пути разобрался, в чем дело.
Кое-какое оборудование в кабине Ла-7 расположено иначе, чем в Ла-5. Это и сбило меня с толку.
Через три дня перебрались на первый наш аэродром на территории Австрии – в 25-30 километрах от Бадена. И сразу же начали искать помещение, в котором могли бы разместиться всем полком.
Нашли бывший женский монастырь. Расселились в его кельях по два-три человека.
Вечером собрались на «трапезу». Кто-то нашел в подвале несколько бутылок хорошего вина, – видно, монашки скрашивали им свое одиночество.
За ужином Капустянский и Кирилюк стали подначивать друг друга.
– Не пей вина, Леня, а то привидение увидишь.
– И ты, Витя, остерегись, а то еще, чего доброго, живую монашку узришь.
Шутки шутками, а ночью в монастыре начало твориться что-то необычное: то послышатся чьи-то легкие шаги, то что-то загремит; а потом прибежал солдат и закричал:
– Тревога! Во дворе какие-то привидения! Тревога!
Мы чуть не лопнули от смеха. Но тревога есть тревога. Выскочили во двор – нигде никого нет, тишина. Только улеглись – снова какие-то скрипы, кто-то ходит…
Ночь прошла беспокойно и тревожно.
Чуть свет взяли фонари, начали заглядывать во все уголки монастыря, забрались на чердак. Он забит шкафами, церковной утварью, а в самом конце – черные шторы. И между ними виден огонек. Потихоньку подходим, раздвигаем шторы – там молодые монахини. Кое-как они объяснили, что отказались уйти вместе с гитлеровцами.
Вот тебе и привидения! Оказывается, днем монахини тихо отсиживались, а ночью решили взять спрятанные продукты. Они хорошо знали все многочисленные ходы и выходы.
…Внизу зеленеет земля. Наши «илы» отработали, поворачиваем с Горьковым обратно и тут встречаем еще одну группу штурмовиков – одиннадцать самолетов под прикрытием Калашонка, Козлова, Маслова.
«Илы» возглавляет «Лев-3» – командир эскадрильи 672-го штурмового полка Георгий Ковалев.
Посмотрел я на «горбатых» и «лавочкиных» – туговато им будет, если подойдут немцы. Решаю вернуться. Крутой разворот на сто восемьдесят градусов – и мы вместе с боевыми друзьями. Пятерка – не тройка, в чем мы убедились через несколько минут.
Горьков первым заметил несущиеся на максимальной скорости пять групп ФВ-190.
– Калаш, атакуем всей группой, – говорю я, и мы идем на «фоккеров». Одного из них мне удалось сразить с ходу короткой прицельной очередью. Проскочив вниз, резко меняю траекторию полета – на девяносто градусов врерх – и бью по «брюху» второго «фоккера». Он тоже горит. Первая восьмерка рассыпалась. Второй занят Калашонок. Мы с Горьковым переключились на следующую. А в это время один из «фоккеров» стал поливать меня огнем. Горьков меткой очередью сражает его. «Фоккеры» продолжают бой. Откуда такое упорство? Ага, ясно – ждали «мессершмиттов», вот те уже появились. Нам с Горьковым становится туго. Однако продолжаем атаковать, сбиваем еще по одному самолету.
Вдруг слышу голос Калашонка: