— Ну, что ж, — он обернулся к спутникам. — Первое препятствие позади.
— Хотелось бы, чтобы все трудности разрешались с такой простотой, — вздохнул Эрих. Таурон усмехнулся.
— Мечтай, мечтай…
Темир вернулся к своему толаю.
— Поспешим, — заметил он негромко. — Завтра утром доберемся до гор и повернем на восток. К вечеру, если погода не изменится, должны увидеть Сизый Каньон. А дальше… — ведун бросил недобрый взгляд на сычика — …посмотрим.
Таурон фыркнул.
— Ты чуешь опасность? — осведомился невинно. Темир с подозрением прищурил глаза.
— Пока нет.
— Значит, смерть в каньоне нам не грозит, верно?
Ведун покачал головой.
— Идти в каньон, или не идти, мы решим только завтра. До тех пор я ничего не почую.
Пушистый Туман легким прыжком взвился на шею зайца и разлегся там, свободно свесив лапки и хвост.
— Знаете, в чем ваша проблема, степняки? — спросил он с досадой. — Вы столько лет живете в аду, что попросту разучились вспоминать про рай. Стоит случиться чему-то плохому, вы тут же говорите: «Ага, я так и знал!», но если плохого не происходит — вы удивляетесь. А должно быть наоборот! — заявил он твердо. — Удивляться надо плохому, а ждать от жизни только хорошего!
Туман указал лапкой на мрачного, сутулого Таурона.
— Иногда я просто не понимаю, как вы живете в этом мире, — с чувством сказал дварг. — Стоит вам подумать о будущем, как тут же вспоминается все страшное, что может случиться, и начинаются размышления, как из этого страшного вырастет нечто еще более ужасное. А давайте, для разнообразия, вспомним о хорошем? — он склонил голову на бок и лукаво прищурился. — Мы движемся навстречу самому интересному приключению за последние четверть века! Мы едем спасать целую обитаемую зону! Мы только что мирно пересекли границу запретных земель дикарей! С первого же часа наш отряд преследует удача. Почему вы думаете лишь об опасности? Разве она от этого исчезнет? Чем сильней вы тревожитесь, тем скорее накличете беду! — гневно заметил дварг.
Таурон помедлил, глядя на пушистого с легким удивлением.
— А знаете, он прав… — пробормотал сычик.
Темир молча покачал головой, вскочил в седло и пустил толая вперед. Эрих и Таурон, переглядываясь, полезли в фургон.
К вечеру, вдали за сопками впервые показались горы. Кряж, удивительно метко прозванный Хребтом Голодной Кошки, вздымался к небу на сотни метров, рвался ввысь неприступными, почти вертикальными, а кое-где и отрицательно-наклонными скалами. Формой напоминавший дугу, он тянулся на сотни миль до самого побережья реки Иртыш.
— Раньше семипалатинский полигон охранялся, как государственная граница — рассказывал Темир, а его единственный слушатель, Туман, возлежал на шее толая и блаженно жмурился, поскольку следопыт чесал ему за ушами. — Слыхал об овчарках?
Туман легонько вздрогнул.
— Еще бы…
— Этих чудовищ люди вывели, что б никому не повадно было в закрытые зоны лазить, — заметил Темир. — В советское время мы бы не то, что в Жаксы, мы и сюда бы живыми не добрались.
— Правда?
— Правда. Многое изменилось с тех пор, как страна людей развалилась. Жить стало разом и легче, и труднее…
Туман повернул голову и бросил на следопыта странный взгляд.
— Ты говорил о картине с единорогом, — сказал он внезапно. — Это та, жутко древняя, что хранится в подземельях Каскабулака?
Темир кивнул.
— Та самая. Я специально в Каскабулак отправился, чтобы посмотреть, — он помолчал. — Старики говорили, что коли помрешь, так и не увидев, считай — не жил.
Дварг сел и с большим интересом посмотрел на друга.
— Ну и как? — спросил очень серьезно.
Темир развел лапками:
— Старики были правы.
— Неужели настолько красиво? — Туман подался вперед. — Я не видел… Только во снах да в мультиках.
Ведун невольно улыбнулся.
— Красиво… Словами не передать. Там и не красота главное, просто… — он вздохнул. — Как бы объяснить… Когда стоишь перед ЭТОЙ картиной, ты видишь не ее, а себя. Как в зеркале, только… Правдивом, — ведун покачал головой. — Рассказывать бессмысленно.
— Понимаю, — вздохнул Туман. Моргнул. Потянул носом воздух, нахмурился. Тело дварга напряглось, уши навострились.
Привстав, Туман резко огляделся:
— Кажется, каньон уже близко, — пушистый указал лапкой вперед. — Растения болеют.