«Каньон заканчивается», — жестами объяснил Темир. Дварг встрепенулся, радостно подался к ветровому стеклу. В лучах фар, мертвая земля убегала назад, страшное царство смерти осталось в прошлом.
Сычик, как раз, успел закончить рассказ о Дегелене, как фургон с трудом перевалил каменистую насыпь и покатился по степи прочь от зловещего каньона. Темир непроизвольно жал на газ, стремясь побыстрее забыть о ночном кошмаре, но внезапно, в желтоватом конусе электрического света возник силуэт. Задохнувшись, следопыт ударил по тормозам.
На пути машины сидела птица — простая степная саджа, чей душераздирающий крик тысячелетиями пугал ночных путешественников. Эта птица хранила молчание, но что-то в ее глазах, обращенных к Темиру, заставило всю его шерсть подняться дыбом.
— В чем дело? — шепотом спросил Туман, снимая уже ненужный респиратор. Следопыт не ответил: молча, дрожа всем телом, он смотрел в глаза птицы. Тишина продлилась пару секунд.
Затем саджа, коротко кивнув, распахнула крылья и прянула в ночь. С Темира будто спала гипнотическая пелена:
— Покинуть машину!!! — заорал он, срывая респиратор. — Залечь в камнях, не шевелиться!!! — подавая пример, следопыт выбил водительскую дверцу. Туман, обо всем догадавшись, бросился следом, растерянный Эрих только открыл рот. Таурон схватил его за шкирку когтистой лапой:
— Мутант почувствовал опасность, беги!
— Но… Эмбрионы… — старый врач в отчаянии вскочил. — Мы не можем…
— БЕГИ!!! — проревел Темир, запрыгивая в салон. Схватив за крыло растерянную Фокси, он потащил ее из машины, следом Таурон волок сопротивляющегося лемминга. Спотыкаясь и падая, пятеро зверян бежали во тьме, кашляя от тошнотворного дыхания каньона.
Прошла минута, другая. С севера стремительно приближался рокот мощных моторов, вскоре земля начала трястись. Беглецы едва успели отдалиться от машины метров на сто, как с неба ударил слепящий луч света. Обжигающе-белое прожекторное пятно вырвало из тьмы брошенный фургон с распахнутыми дверцами и тянущимся к воздушному шару рукавом.
— Прячьтесь! — крикнул Темир. — Под камни! — он толкнул Фокси в ближайшее укрытие и нырнул туда сам, соседнюю щель занял Туман. Старый Эрих, задыхаясь от быстрого бега, свалился совсем рядом.
— Как же так… — бормотал он, всхлипывая и царапая камни. — Эмбрионы… Надо спасти… Обитаемая зона…
Таурон в отчаянии огляделся — сычик был слишком крупным, чтобы уместиться под камнем. Захлопав здоровым крылом, он подтащил обессилевшего врача к крупному обломку.
— Лемминги… — выдохнула птица, принявшись забрасывать Эриха землей. Позади, на вертолете вспыхнули десятки огней, двери десантного отделения раздвинулись. Таурон, ухнув от страха, побежал к ближайшему булыжнику, волоча перебитое крыло.
— Что происходит? — выдохнула Фокси, придавленная Темиром к земле.
— Тише… — следопыт был дико напряжен. — Нас не заметят, если… О, злобный Ори, нет! — перепуганный, растерянный Эрих пытался встать на ноги. Темир закусил губу.
— Не шевелись, — выдохнул он в ухо летучей мыши и, напрягая все силы, бросился к старику. Схватил за шкирку, рывком зашвырнул на свое место под камнем… И замер в луче света. С вертолета развернули прожектор.
«Врешь», — мысленно сказал Темир. — «Мой час еще не пробил».
И, петляя, рванулся прочь, отвлекая внимание от беззащитных друзей.
Глава 9
Солнечный лучик осторожно сунул желтую, веселую мордочку под веки. Пощекотал кожу, ткнулся в лицо теплым носом. Чип с огромным трудом разлепил ссохшиеся губы.
— Воды… — прохрипел он, не узнавая собственного голоса. Чья-то рука грубо сунула ему флягу. Судорожно вцепившись в прохладный металл, бурундук жадно припал к горлышку.
— Ну как, живой? — неприветливо спросила Гюрза. Чип облил себе лицо и лишь так сумел приоткрыть веки. Долго моргал, глотая воздух всей грудью.
— Да-а… — выдавил он, слегка опомнившись. — Кажется…
— Трудно было сказать, что тебе плохо? — селевиния покачала головой. — Обязательно ждать, пока вырубишься?
Бурундук с трудом сел.
— Просто не хотел задерживать… — Чип сглотнул. — Климат у вас, скажу… Что со мной?
— Тепловой удар, — отозвалась Гюрза.
— Ой…
— Не бойся, оклемаешься. Мы живучие, — она скрипнула зубами. Бросила взгляд на пескоход — белая мышь, измученная не меньше американца, полулежала на песке, облокотившись о борт. В небе палило солнце, над раскаленным капотом струился воздух. Газотурбинные двигатели плохо переносили жару и насыщенную песком атмосферу.