Иными словами, монополия внешней торговли, введенная ВКП(б), оградила крестьян от возможного разорения, порожденного массовым импортом хлеба по мировым фактически демпинговым ценам; крестьяне же отказались сдавать хлеб по установленным ценам — высоким относительно мировых стандартов, но недостаточным для тружеников, привыкших к еще более высоким ставкам, установленным в СССР. У ВКП(б) просто не было иного выхода: требовалось или разорить огромное большинство российских крестьян товарными методами, пустив мировой хлеб на внутренний рынок, — или, сохранив границы закрытыми, насильственно вынудить объединенных крестьян сдавать хлеб по приемлемым ценам. Коммунистическая партия выбрала второй путь.
Обычно в наши дни забывается, на каком юридическом основании проводилась коллективизация. Сельскохозяйственная земля на основной территории царской России, как правило, принадлежала помещикам и была в абсолютном большинстве своем заложена в банках. Временное правительство, даже назначив министром земледелия автора программы земельного передела Чернова, именно из-за того, что конфискация привела бы к массовому банкротству финансовых учреждений, отказалось проводить земельную реформу.
Советская власть отдала землю тем, кто ее обрабатывает. Но по господствовавшему в СССР правосознанию, земля не принадлежала тем, кто ее обрабатывает. Она принадлежала всем. И горожанам — в той же мере, в какой крестьянам, получившим огромные массивы земли в безвозмездном порядке. Это была просто рассрочка: получая что-то, принадлежащее всем, нужно за это платить. Крестьяне должны были, получив общее достояние, вернуть обществу долги или отказаться от земли. Выбор был у каждого: взяв у общества землю, верни ему продукты — или отдай землю и иди работать по найму в город. И именно это — плату за полученную в частное пользование общую землю — и представляли собой продразверстка и продналог.
«Природа голода, — заключает Д. Верхотуров, — в капиталистическом мире и в СССР была разной. В СССР он был следствием ошибок в развитии сельского хозяйства и некритического внедрения американского опыта, а в капстранах голод был следствием развала всего хозяйства и депрессии. Разница была еще и в том, что в капстранах голодающие были предоставлены сами себе и могли рассчитывать лишь на редкую благотворительность. В СССР началась решительная борьба с голодом и его последствиями: выделение продовольственной помощи, семенных ссуд, организация питания, а также расстрел виновных в ошибках и осуждение ошибочных методов хозяйствования. Кроме того, в 1932–1933 годах СССР не мог рассчитывать на помощь извне и должен был справиться своими силами. Результат также был различным. В ряде стран продолжали голодать и недоедать до самой войны, а в СССР голод был ликвидирован уже в 1934 году».
После Второй мировой войны казалось, что западное общество пришло в себя от последствий «аграрной революции», хотя на Востоке эти проблемы повторялись с угрожающей периодичностью. Крестьяне адаптировались в городе, превратившись в промышленных рабочих. Но прогресс неумолим: подобно тому как он сделал ненужными миллионы занятых в аграрной сфере, настал момент, когда новая технологическая революция с ее автоматизацией, механизацией, роботизацией, тотальной электронизацией делает лишними миллионы промышленных рабочих. Их труд просто не нужен, так как расширение производства невозможно в силу относительного недостатка природных ресурсов и капитала в трудоизбыточном современном мире.
И именно в появлении в результате перехода общества на следующий после индустриального этап развития, когда человечество уже не в состоянии занять большинство населения в промышленном производстве, сотен миллионов «лишних людей», на наш взгляд, состоит глубинная, коренная причина нынешних экономических бедствий, пока еще, к счастью, находящих свое проявление в мировом финансовом и фондовом кризисе, а не в войнах.
И неомальтузианцы, чьи взгляды и составляют основу мировоззрения современного экологического сообщества, опять заговорили о том, что людей на планете якобы слишком много, — и тут же получили поддержку военно-промышленного комплекса, убедившегося на примерах югославской, ливийской и иракской войн в том, что натовским генералам сейчас большие, мобилизованные из трудящихся армии больше не нужны.
Преодоление такого кризиса, как свидетельствует опыт человечества, невозможно рыночными методами: требуется насилие громадных масштабов со стороны государства, и мы видим первые ростки этого организованного насилия как в виде войн, пока еще локальных, так и в виде подавления инакомыслия в странах, еще недавно считавшихся и продолжающих считать себя демократическими. Надо ли напоминать, что до прихода Гитлера к власти Германия была очень демократической страной? Все изменилось даже не за месяцы, а за дни