Сам лейтенант уселся вместе с потерпевшими назад, прихватив с собой одного вооруженного охранника.
- И куда мы теперь? - произнес Карни, едва шевеля разбитыми губами. Вам известно, что Тюссо пронюхал о ваших планах?
Грикс кивнул:
- Извините, что так вышло. Поверьте, мы в долгу не останемся.
- Черт, будем надеяться, - пробормотал Акандер. - Пока что нам пришлось здорово попотеть, чтобы нам скостили срок.
- Сейчас мы едем к судье Файнберг. Она согласилась немедленно рассмотреть дело, причем на открытом заседании. Таким образом, в известность будет поставлено ИТАА и даже если с нами что-то случится, дело уже не смогут замять.
- Великолепно! - пробормотал Карни. - Как бы к тому времени всех нас уже не отправили на мыло.
Полицейский фургон несся по улицам, завывая сиреной и сверкая мигалкой, пока не подъехал к зданию суда, располагавшемуся недалеко от полицейского управления в центральной части города.
Они быстро прошли формальности, разбудив дремавших в суде охранников, и зажгли свет в зале, отведенном для судьи Файнберг.
По глубокой связи был установлен контакт с ИТАА, и дело зарегистрировали в высших инстанциях. Было зачитано обвинение, в качестве ответчиков были названы Крутые Братцы и полковник Анри Тюссо. Слушание дела началось...
Колокольчик судьи Файнберг возвестил об окончании заседания, и компания покинула зал, возглавляемая Гриксом и командой из шести верных ему полицейских.
Выйдя наружу, они пошли, согнувшись от пронизывающего ветра, к поджидавшему их фургону, а затем поехали на восток, к Бридж-роуд. На перекрестке их встретил полицейский кордон. Там уже стояли вооруженные молодчики в форме внутренних войск.
Грикс выбрался из машины.
- Сержант Дарэ? В чем дело?
Дарэ даже не отсалютовал ему. Вместо этого он сделал недвусмысленный жест винтовкой:
- Нам приказано арестовать всех вас. - По всей видимости, он чувствовал себя неудобно в выпавшей ему роли.
- Сержант, вы узнаете даму, которая сидит на переднем сиденье?
Дарэ наклонил голову и ахнул, увидев перед собой знаменитую ледяную улыбку судьи Джудит Файнберг.
- Я бы вела себя осторожней, сержант, - произнесла та. - ИТАА поставлено в известность обо всем происшедшем. Ни этим Тюссо, ни Беливо не удастся отделаться легким испугом, вздумай они пойти на убийство кого бы то ни было из здесь присутствующих.
И они покатили дальше по Бридж-роуд и через мост. На северном берегу свернули направо и поехали в Старый город, который являлся административным центром колонии с самых первых дней существования.
Там, всего в одном квартале от Снежного берега, стояло старое здание полицейского управления, построенное из каменных блоков, добытых в каменоломнях Голубого Озера еще в незапамятные времена. Здание имело массивные стальные двери и ставни на окнах. Это была защита, которая прежде спасала находившихся внутри стражей порядка от беснующейся толпы, требующей самосуда.
Когда фургон подъехал к зданию, тяжелые ворота уже откатились в сторону.
Машина въехала во двор, все сидевшие в ней выбрались наружу.
- Занять оборону! Живее! - крикнул Грикс. Охранники в голубой униформе уже закрывали ворота. Другие спешили им на подмогу.
- Шанг-Уоттс, капрал Марш, помогите нашим друзьям пройти внутрь. Судья, я полагаю, вам лучше присоединиться к ним. Если не ошибаюсь, в ближайшие часы нам придется держать оборону.
- Оборону? Неужели на нас кто-то осмелится напасть?
- Боюсь, этого не избежать. Клан Тюссо правит здесь вот уже сто лет, и что-то не припомню, чтобы они отличались состраданием. А мы, очевидно, застряли у них, как кость поперек горла.
- Но ведь с вами судья!
- Знаю, но в этом деле вопрос стоит так: или они, или мы. Мы поставили в известность ИТАА, и наши противники понимают, что сейчас все решает время, - им надо успеть до вмешательства центра. А это значит, что от нас как можно скорее должны остаться одни воспоминания.
- И как долго, по-вашему, мы сможем удерживать здание?
- Это? Несколько недель. У нас есть вода, оружие, и отсюда хорошо просматривается местность. Теперь мы для них действительно крепкий орешек. Уверен, что в эту минуту они от бешенства готовы грызть ковер у себя на полу, особенно папаша Тюссо. Вот уж кто небось разнервничался.
Двери открылись, и судья прошла внутрь. Поддерживаемые с обеих сторон полицейскими, за ней последовали Карни и Акандер.
Глава 22
Рибен и его ребята собирались предпринять повторную попытку заснять на пленку серого ночного кормушника. Рибен распорядился, чтобы для них приготовили лимузин, и съемочная группа отправилась на природу сразу после обеда.
Поначалу движение на Болдоверском шоссе было просто ужасным. У развилки дороги на Квайданские фермы попал в аварию трактор-тягач, и только этой аварии оказалось достаточно, чтобы превратить езду в южном направлении в кромешный ад.
Система дорог на Саскэтче уже порядком отстала от требований времени. Ее проектировали и построили в расчете на местное население, которое в ту пору составляло не более одной пятнадцатой всех проживающих здесь ныне.
Конечно, тот факт, что эта ситуация была целиком на совести Рибена, ведь именно благодаря его упрямству дорожная система Саскэтча пребывала в подобном состоянии, - вовсе не мешал ему осыпать проклятиями дорожные пробки.
- Во всем виноваты эти чертовы нелегалы. Вот уж чума так чума! ворчал Рибен, высовываясь из окна и недовольно глядя на медленно тянущуюся вдоль дороги вереницу грузовиков, микроавтобусов и персональных автомобилей. Остальные пассажиры лимузина дружно ему поддакивали.
Если бы удалось осуществить планы прокладки трансколониальной магистрали, было бы нетрудно разгрузить местные дороги, буквально задыхающиеся от избытка транспорта.
Лимузин продолжал медленно ползти на восток, мимо высоких многоквартирных домов и старых пригородов, застроенных в колониальном стиле.
Как только они миновали Санта-Анну, движение на дороге заметно поредело, и Рибен смог сосредоточить свое внимание на роскошных красках осени. Чувствовалось приближение зимы, и елизаветинские дубы ярко пламенели алой листвой. Дикий орешник издали представлялся на их фоне огромными золотистыми пятнами, а вот ослиное дерево оделось в нежно-розовый наряд. Рибен находил в осени особую прелесть. Она всегда пробуждала в нем воспоминания о родной планете, лежащей далеко отсюда в пространстве и времени, планете, холмы которой вот так же меняли цвет в это время года.