Кроме того, обед был также сильно приправлен чувством гнева. Лишь с огромным трудом Тилли Бешван смогла заставить себя сесть за один стол с дочерью. Но поскольку Прамод пожелал, чтобы за обедом она хранила молчание, Тилли нехотя подчинилась. Они обязаны были поддерживать видимость семейного единства - это было важнее всего остального.
Панди, тем не менее, была настроена до неприличия легкомысленно. Она радостно щебетала о своем будущем на Саскэтче, когда останется одна. "Я поступлю в местный университет. Пройду там курс бизнеса..." - не умолкала девушка.
- Послушай меня, - наконец не выдержав, заговорила Тилли. Она обращалась исключительно к Прамоду, как будто в данный момент дочери здесь не было вообще. - Ей взбрело в голову поступать в университет этой дремучей планеты, чтобы изучать там бухгалтерское дело. Расчудесно! И ради этого она отказывается от возможности поступить в университет Ноканикуса и жить ни где-нибудь, а на самом Гиперионе!
Теперь Тилли повернулась так, чтобы встретиться взглядом с дочерью, и для пущей выразительности взмахнула в воздухе пальцем.
- Один из знаменитейших университетов в человеческом секторе Галактики, университет, о котором говорят с не меньшим почтением, чем об учебных заведениях самой Земли! - Тилли положила на кусочек лепешки немного маринованных овощей. - Университет, имеющий один из лучших факультет психоголографии!
- Ах, мама, как ты гордишься своим образованием! Я не сомневаюсь, ты провела лучшие свои годы в университете Ноканикуса! Но пойми же, я-то совсем другая, не такая, как ты. Мне хочется учиться на Саскэтче и остаться здесь после окончания учебы. Мне совершенно безразличны роскошные мега-хабитаты вроде Гипериона. К искусству меня тоже не слишком тянет.
Тилли сделала вид, что слова дочери относятся вовсе не к ней.
Рассердившись, Панди решилась подпустить шпильку - на такое она никогда еще не осмеливалась за все годы их семейной войны.
- И вообще, мама, мне кажется, что твое представление о суперголографии слишком преувеличено. Ну кому, скажи, есть дело до абстракции каких-то там уголков Десятого Пространства? До эмоционального содержания переливающихся пузырей? Все это чушь, мама, полнейшая бессмыслица.
Тилли окаменела. Ее глаза стали похожи на незрячие стеклянные шарики что за унижение услышать подобное из уст собственной дочери. Она схватила пластмассовый чайник и швырнула его в Панди:
- Бесстыжая тварь! Прочь с моих глаз! Убирайся! Вон отсюда!
Панди увернулась, а затем взглянула на отца. Прамод лишь укоризненно покачал головой, потеряв от возмущения дар речи. Привстав, Тилли стукнула дочь по макушке. Но Панди увернулась от последующих ударов, задев при этом поднос с приправами. Он полетел со стола, и его содержимое рассыпалось по всему полу.
Ярко-желтая маринованная цветная капуста усеяла безукоризненной голубизны любимый ковер Тилли, привезенный еще с Ноканикуса. Это был настоящий шелковый "янч", сотканный в хабитате Райское Облако. Тилли зашлась в крике.
Как раз в этот момент зажегся экран видеофона и совершенно неожиданно на нем возникла мясистая розовощекая физиономия Роджера Ксермина. Он был чем-то ужасно взволнован.
- Прамод! - проревел Роджер. - Прамод! Теперь мы богаты, нам даже не снилось, какие богатства плывут нам в руки!
Тилли запихнула себе в рот салфетку, чтобы заглушить рвавшийся из горла крик, и он перешел в невнятное мычание. Бешван тщетно пытался найти в ответ подходящие слова.
В голубых глазах Ксермина плясали безумные огоньки.
- Прамод! Скорее спускайся сюда! Ты только взгляни, что я нашел. Ты не поверишь своим глазам, старый пердун!
Наконец Прамод взорвался:
- Ксермин, не смей употреблять такие ужасные слова в присутствии моей жены и дочери!
Ксермин, мигая, уставился на Прамода и испуганно замолчал, что случалось с ним крайне редко.
- Как мы можешь беспокоить меня в столь поздний час? Тебе же прекрасно известно, какое значение я придаю стабильности в моей семейной жизни.
Ксермин сглотнул комок и осклабился. Уж кому-кому, а ему действительно было прекрасно известно, какой лад царил в семействе Бешванов.
- Прамод, подожди, посмотрю я на тебя, когда ты увидишь мою находку. Ты только взгляни, что я тебе покажу!
Прамод, казалось, не слышал его.
- Попозже, все это может подождать.
Бешван отключил видеофон, и экран погас. Панди вскочила из-за стола:
- Но, папочка, а что если это и в самом деле важная находка?
Прамод обернулся к дочери:
- Вряд ли это что-то важное, особенно по сравнению с твоими ужасными манерами и возмутительной грубостью.
- Ой, папочка, какой ты все-таки невозможный! Включи снова экран! Я хочу взглянуть, что там нашел Ксермин!
- Замолчи. Разве ты не видишь, что твоя мать вся в слезах. Посмотри, посмотри, что ты наделала!
Вид отвратительных желтых пятен от маринованной цветной капусты на ковре вызвал у Тилли истерику. Великолепная вещь была загублена, и теперь Тилли, скрючившись, лежала на диване и громко рыдала. Панди на какое-то время охватило смятение, и ей стало стыдно. Неужели она и в самом деле такое бесчувственное чудовище? Девушка пыталась отыскать в своей душе хотя бы слабые искорки любви, которые ей надлежало испытывать к матери, но не обнаружила ничего подобного. Быть может, в этой ситуации кто-то действительно был чудовищем, но только кто же? Отсутствие ответа на этот вопрос огорчило Панди, и она разозлилась на себя. И расплакалась.
Неожиданно сцена была прервана громоподобным стуком во входную дверь. Из-за двери доносились возгласы, которые мог издавать только Роджер Ксермин. Панди побежала открывать дверь, хотя глаза ей все еще застилали слезы. Прамод велел дочери остановиться, но она пропустила его приказ мимо ушей.
В дверь ворвался, смеясь и ухая от восторга, Роджер Ксермин. Он потрепал Панди по голове и схватил стакан с водой.
Потом, невзирая на протесты Прамода, подскочил к видеофону и включил его, подняв стакан с водой, будто салютуя экранному изображению.