Глава 24. Королева без земли
Голограмма не передавала и десятой доли великолепия этих мест.
То был буквально дворец. Илега не знала, как ещё описать здание Национального театра. Тем более, что иных слов и не требовалось. Горничной приходилось посещать дворец Лотарингских. Вот то же самое! Один в один! Та же пышная роскошь старины. Узнаваемая цветовая гамма под белое с золотом. Даже лампы в бра и люстрах подобраны так, чтобы создавать ощущение естественного освещения пламенем. Нет-нет, разумеется скованная стеклом нить накаливания рассеивала тьму лучше огней свечи, но ведь цель была не в том, чтобы скопировать старину дословно, ничуть не улучшив, а в том, чтобы передать её дух, её настроение.
Именно ощущение естественного освещения, а не само естественное освещение.
Дорогая мебель средней вычурности. Именно что “средней”. Чтобы не оттягивала на себя внимание с однотонных чёрных статуй поэтов, военачальников и политических деятелей, особо выделявшихся средь злата и бела. А потолки! Они все служили полотном, на котором художники писали картины, изображавшие как узнаваемые античные сюжеты, так и события из истории Богемии. Вот Вацлав II благославляет строительство шахты под Кутна-горой. А вот полотно изображающее другую гору. Белую. А точнее битву с испанцами подле неё.
Театр! Хтонов театр выглядит лучше, чем храм настоящего божества! Чем храм Лешей! И пусть Броня лично срезала затраты на интерьер и экстерьер своего обиталища, Илега всё равно чувствовала себя ущербной. Не сумела выкрутиться. Не настояла.
Не обеспечила госпоже жильё, которого та заслуживает.
Забавно, что именно эти мысли властвовали в русой голове горничной, а не, скажем, рассуждения о том, насколько она сама неуместно смотрится в подобной обстановке.
Нет-нет, ни у кого не вызывало диссонанса непосредственно само присутствие Илеги в сием пафосном дворце искусства. В конце концов, девушка облачилась в привычную коротенькую униформу, что роднило её с многочисленными камеристками знатных и просто богатых дам.
Удивлённые взгляды вызывал тот факт, что одетая горничной простолюдинка переступила порог театра в качестве спутницы некромага.
При этом сам Гало сменил излюбленные простые одеяния в стиле милитари на брюки и пиджак. Правда ни галстука, ни сорочки громила не признавал. Он предпочёл им тёмно-зелёную водолазку с высоким воротом. Смотрелось это всё на Пуфе несколько чужеродно, но была в этой чужеродности своя изюминка.
Илеге нравилось видеть реакцию окружающих в те минуты, когда она выныривала из пучины собственных мыслей и переживаний. Ей доставляли особое удовольствие едва заметные заминки в ответах и действиях обслуживающего персонала и пристальные взгляды представителей высокого общества.
Гало со своей невестой ощущались пощёчиной всем этим светским львам и львицам. И русовласая попаданка чувствовала в этом своё с ним родство.
И у неё, и у Пуфи сюзеренами были попаданцы. И у обоих была одна характерная черта.
Вызов.
Броня старательно избегала демонстративной роскоши. Лишь личное влияние женщин семьи Маллой позволяло убедить эту аватару хтонического божества закатить глаза, но облачиться таки в дорогие женственные одеяния.
И сейчас сама Илега заявлялась в место, где собирается высший свет, нарядившись простой горничной. Не подчеркивая статус жрицы, а демонстрируя аскезу. А окружающие вынуждены смириться.
С другой стороны семейство ректора. Ещё Руфус Маллой взял курс на предоставление челяди возможностей для карьерного роста, а его внук, Даркен, и вовсе сформировал “внутренний круг” доверенных лиц таким образом, что на одну дворянку приходились два выходца из простолюдинов.
И сейчас, когда “номер один” занят иными делами, его верный громила, происходящий из челяди, с самым кирпичным из возможных лиц становится во главе отряда некромагов, в который вхожи аж трое наследных дворян. И не то, чтобы они все сейчас выглядели, как полноценный боевой отряд, но лидерство простого паренька из низов общества очевидно.
Пары Вика и Айярры, Лукана и Жаклин выглядели куда менее вызывающе. Хотя первые двое являлись теми ещё любителями привлечь к себе внимание
Виктор Злобек облачился во всё чёрное и старался выдавить из своего образа настолько глубокие отчаяние и грусть, насколько это вообще было возможно, если не нарушать законы физики. И у него даже получалось. Евреи под гнётом египтян так не страдали, как страдал некромаг печального образа. По крайней мере бесконечная тоска во взгляде молодого человека привлекла внимание Морозницы. А витра в таких вещах, надо полагать, разбиралась.
И насколько же гармонично рядом с ним смотрелась Айярра Холло. Брючный костюм с застёгнутым всего на одну пуговицу пиджаком на босый татуированный торс на удивление оказался достаточной деталью, чтобы придать образу этой неформалки, бреющей половину черепушки под ноль, уместность. Опять таки, это явно из-за манеры держаться. Она выделяет дворян. Осанка, угол наклона подбородка, слегка скучающий взгляд, особенности мимики. Всё это значило куда больше, чем экстремальность в выборе причёски или наряда.
Лукан и Жаки выделялись куда как меньше. Внешне. В конце концов, что такого особенного в мужском костюме-двойке, самой яркой деталью которого являются небрежно накинутый на шею галстук да расстёгнутые верхние пуговицы тёмно-синей рубашки? Или в милом розовом платьице француженки? Но, проклятье, сколь разговорчивым и шумным был пан Кучера! Он словно бы решил занять свято место балагура в условиях отсутствия Даркена Маллоя.
Вот и все силы, на которые покамест могла полагаться Илега.
Да, она видела людей из ЕССР. Партийные деятели, которых якобы именно в этот день особливо заинтересовала опера.
Да, где-то там за стенами театра стоят фургончики с боевиками “Стит”, выехавшими по ложным вызовам, сделанным исключительно для отвлечения внимания.
Но покамест все они были не ценней тыквы в момент, когда тебе необходимо срочно свалить с бала, на котором ты метнула туфлю в голову принцу. А всё потому, что семья короля не спешила давать отмашки. А без дозволения королевского рода краснопёрые не рискнут лишний раз вмешиваться, чтобы не ввязаться в международный скандал. Да и Даркен понимал, что ему нужно выждать хотя бы некоторое время, прежде чем нервировать государя очередной скандальной выходкой.
Ах, как же Илеге хотелось и правда вмазать туфлёй принцу по лбу. Пан Маллой, конечно, упоминал, что Вацлав Лотарингский, как политик, труслив и нерешителен, но не до такой же степени, право слово?! Со времён запроса прошли часы! Цельные часы! А ведь всё это время Даркен лично присутствовал в гостях у законного наследника.
Девушка просто не понимала, о чём тут можно столько времени размышлять? Неужели семейство ректора УСиМ дало хоть какие-то поводы в нём усомниться? Когда в последний раз Маллои собрали войска и переполошили всю Прагу, разве не выяснилось тогда, что причина более чем достойная? Разве не обнаружился в отеле “Сметана” Ганнибал? Разве урон, который понёс стольный град, не связан напрямую с тем, что Даркену и Броне пришлось действовать не просто в одиночку, но ещё и в условиях, когда они рисковали получить удар в спину от других “благородных господ”?
И кто в этой ситуации виноват, что Лешая обращается за помощью к ЕССР? Ей не пришлось бы этого делать, если бы королевская семья была готова предоставить ресурсы людям, которые рискуют собственными шкурами ради блага народа и государства!
Но нет же! Принцу надо подумать о том, не обидятся ли другие дворяне на него? Не оскорбятся ли они на тем, что Лотарингские дают слишком уж много воли самым полезным семьям Богемии?
Да кому какое, во имя Лешей, дело до мнения этих эгоистичных трусливых ленивых паразитов?!
Девушку привело в чувство чьё-то прикосновение к плечу. Это была Айярра. Только сейчас Илега осознала, что накрутила себя настолько настолько, чтобы это стало заметно со стороны. Шея набычилась, бровки сместились к переносице, а дыхание стало тяжёлым.
Именно эту картину рисовало горничной зеркало. Большое, в украшенной раме. На всю ширину стены женской уборной.