Здесь самой живой оценкой последствий боя, из тех, что услышала Илега, было простое “ошизеть, эта курва состоит из крыс”. И-и-и-и… более ничего. Все остальные реплики касались преимущественно работы. Кинологи гоняли собак по руинам, а молодые некромаги изыскивали признаки жизни своими колдунскими методами. Всё как-то сухо, деловито.
Быть может, так оно и правильней, ибо эффективней и всё такое, но горничной всё равно было как-то не по себе.
— А ты молодец.
Женский голос? Обращённый к Илеге?
А, да, точно, это же госпожа. Она всё это время находилась рядом. Точнее, камеристка находилась рядом с госпожой, решившей во плоти посетить места ночных сражений. В первую очередь те, где оказалось больше всего пострадавших.
Горничная всё ещё не привыкла к тому, как изменилась Броня. Её и раньше не получалось назвать некрасивой, — даже когда её облик оказался искажён в результате столкновения с Ганнибалом, чего уж говорить о том, как выглядела госпожа сейчас, после полного исцеления? — но сколь сильно преображали Лешую её обновлённые манеры. Если раньше богиня тяготела к строгому изяществу избегания лишних движений, то сейчас многие её жесты стали достойны оказаться запечатлёнными если не на холсте, то хотя бы в галерее мобильного телефона. Очевидно, что текущий образ был вдохновлен elsis госпожи, Фортуной Штернберк. И пусть по качеству исполнения он несколько не дотягивал до неподражаемого оригинала, отрицать общую успешность попытки копирования мог только слепец, либо лжец.
Хотя, слепец, всё же, исключался из этого списка. Да, ему не дано оценить, сколь естественно выглядела богиня в сером однобортном пальто или как ей шёл бледно-голубой шарфик, но он имел возможность услышать голос Лешей. Мягкий. Бархатистый. Зрелый. Словно звуковое выражение ощущений от касания бутона розы. Казалось, что каждое слово тебя поглаживает в районе шеи, чуть позади ушей.
Те, кто считал, что выражение “ласкает слух” — лишь красивая метафора, просто никогда не сталкивался ни с чем подобным.
— Что? — рассеянно переспросила Илега.
— Ты молодец, говорю, — покровительственно улыбнулась Броня. — Благодаря твоим указаниям социальная служба храма подготовила ресурсы и заняла позицию на низком старте. Когда пришла беда, наш культ тотчас же смог грамотно отреагировать. Потерявшим жилище есть, куда переехать. От голода в ближайшее время никто не помрёт. Места в медучреждениях зарезервированы. Не скажу, что это полностью покрывает весь спектр проблем, но даёт время для того, чтобы грамотно и спокойно подготовиться к дальнейшей реинтеграции жертв трагедии.
— А-а-а… что я не предусмотрела? — обеспокоенно пролепетала горничная.
— Как людям жить дальше? Пенсии по потере кормильца. Выяснить, у кого они будут временные, а где аура божеств выжгла душу, — спокойно, даже несколько сухо перечисляла госпожа, постукивая ноготком по корпусу планшета. — Рассмотреть необходимость и возможность организации профессиональных курсов и трудоустройства тех, кто находится в конце очереди на магическое лечение или оживление основной рабочей единицы. Посмотреть, применимы ли их навыки в храме. Рассчитать траты в долгосрочной перспективе.
— П… прошу прощения, — спешно поклонилась Илега. — Всё будет сделано в лучшем виде. В следующий раз подобных ошибок я не допущу.
Лешая ответила не сразу. Секунда молчания. Другая.
— Ты больше не хочешь быть моей lesis? — поинтересовалась госпожа.
— Что? Почему? — резко выпрямилась Илега.
Синие очи Брони внимательно смотрели на горничную, и у той в горле образовался неприятный комок из вины и сомнений. Русовласка поняла. Сама того не желая, первая жрица богини отстранилась от госпожи. Продемонстрировала, что не может воспринимать новую личность, как родную.
И пусть Лешая утвержала, что изменилась для того, чтобы лучше соответствовать реалиям Форгерии и текущим задачам, кто сказал, что ей на самом деле сейчас не нужна поддержка?
Всё же, кое в чём Броня осталась прежней. Она всё так же приносила себя в жертву. И даже сейчас, жестоко перекроив свою личность, богиня оставалась чужой тому обществу, с которым ей предстояло взаимодействовать.
Илега выдавила из себя улыбку. Оставалось только надеяться, что она выглядела тепло, а не вымученно.
— Прости, я просто шокирована всем произошедшим. Ты не одна тут хочешь быть идеальной во всём.
— О, Лешая, — закатила глаза Лешая. — Илега. Убери это с лица. Тебя же сейчас сфоткают и замемят, как девушку, которая скрывает душевную боль. Значит так…
Она уверенно хлопнула планшетом по груди горничной, ожидая, что подручная расшифрует указание и заберёт девайс.
Ожидания оправдались.
— …я сделаю вид, что ничего не заметила. Ты прекратишь забивать свою русую головку всякими глупостями. Если я сказала, что ты молодец, значит ты — молодец. Это слово божье. Спорить с ним — ересь и предательство. Всё, о чём я сказала, ты сделаешь в свободное время. Но готовься: вечером и ночью ты моя. Мы обновим мой гардероб, заскочим в ателье заказать свадебное платье, а потом ты будешь до утра пытаться осознать, как сильно я по тебе скучала. Всё понятно?
— Гусь, — растерянно кивнула Илега.
— Пусь, — утверждающе кивнула ей в ответ Броня, а затем развернулась на мыске и зашагала в сторону группы Даркена.
Горничная некоторое время молча смотрела вслед богине, умудрявшейся во всей этой ситуации сохранять такой вид, будто бы она контролирует каждый аспект бытия, а рядом с ушком русовласой попаданки тем временем зашуршали тихо лопасти трикоптера, на котором спокойно и важно восседала Морозница.
— Знаешь, а ведь нам в каком-то смысле повезло, что Лешая — корсиканка, — заметила витра.
Илега не ответила. Лишь молча перевела взгляд на птицу. Девушке вообще плохо давались все эти магические заморочки. Она ведь даже базовых понятий не знала. Для неё корсиканцы от всех остальных некромагов отличались лишь тем, что вместо праха других людей и животных использовали в качестве расходуемого ресурса для заклинаний свою боль.
Броня же пошла ещё дальше. После пробуждения она отказалась даже от специального браслета с шипами на внутренней стороне.
Птица, похоже, это понимала, а потому решила пояснить.
— Каждый корсиканец знает, что рано или поздно он может в жарком бою утратить контроль и выжечь случайно важные воспоминания. И чем эти воспоминания важней, тем выше шанс, что именно они исчезнут первыми, — вещала витра. — Я это знаю, потому что это всегда трагедия. А ты ведь в курсе, как я люблю трагедии?
— мне кажется что я настолько зеро не люблю насколько тен любит трагедии — высказался Пьеро.
— И именно эта трагедия сейчас произошла, — вздохнула Илега. — Довольна, Морозница?
— Да, но не по той причине, о которой ты подумала, — ответила птица. — Ведь именно потому, что Броня Глашек изначально практиковала корсиканскую школу магии и отлично понимала опасность рано или поздно словить берсерк, она уделяла очень много внимания дисциплине разума. Она готовилась к этой трагедии, отрабатывая практические методы уменьшения вреда.
— Не похоже, чтобы они помогли, — девушка направила грустный взор в сторону госпожи, беседовавшей с привычно бодрым и смешливым Даркеном Маллоем.
Его свита сейчас молчала. Ёлко погрузилась в исследование какого-то вопроса на мобильном, а Гало задумчиво смотрел в сторону Илеги. Видать именно в этот момент, встретившись взглядом с горничной, громила осознал, насколько сейчас ей нужен, а потому, шепнув что-то сюзерену, направился к своей невесте.
— Как раз помогли, — усмехнулась витра, а затем подалась чуть ближе к девушке и начала к ней по птичьи ластиться. — Она всё ещё помнит тебя. Она всё ещё помнит Даркена. И родителей помнит. Хотя, наверное, ты расстроена тем, что проснулась богиня не ради тебя, а ради какой-то безымянной челяди.