— В бою я вырвал кусок плоти врага, а затем всё утро мастерил из него то, что ты сейчас видишь перед собой. Я мог бы купить что-нибудь золотое и с бриллиантами, но ему не дано было бы стать целиком и полностью моим подарком. Я такой же грубый и неотёсанный, как и это кольцо. Я закалён не в ювелирной мастерской, а в бою. Так скажи мне, Илега Шайс, готова ли ты официально стать Илегой Ллорко?
На глазах девушки снова навернулись слёзы. Она поспешила их утереть основанием предплечьем руки, всё ещё сжимавшей планшет.
— Ах, глупец ты, Гало. Глупец. Но я говорю “да”. Да, я готова. Ведь здесь и сейчас, рядом с тобой, у меня нет никаких сомнений в том, что будет ласковое солнце.
Бонус. Мама
Чапыжка терпеть не могла ожидание.
Наверное, тётя Ёлко считала, что её подопечная должна начать прыгать от счастья, услышав, что именно сегодня ей предстоит первая встреча с Лешей. Так вот, тётя Ёлко облажалась. По полной.
Потому что, узнав о предстоящем “знакомстве”, девочка потеряла покой. Не получалось сосредоточиться ни на игре, ни на мультах, а шумные камеристки не развлекали, а бесили. Хотя, наверное, в этом и был их план: раздраконить госпожу, чтобы её тяжкие думы смыло волной ярости.
Так вот, их план — тоже хрень полнейшая. Хотя, попытка засчитана.
А всё потому, что и рыжие тройняшки Праведные, и бойкая русовласая Иренка являлись детьми. Самыми обычными детьми в исходном значении этого слова. Форгерийками. Не попаданками.
А вот их госпожа, Чапыжка Ягода, повелительница мух, дриада, названная Вельзевулой, — совсем иное дело.
И пусть ей ни в этой жизни, ни в прошлой пока ни разу не удалось дожить до полового созревания, опыта у неё имелось достаточно. Она прошла путь, который не каждый взрослый сумел бы осилить. Её воля сильна, её разум — крепок.
И, к сожалению, последний пункт сейчас ощущался скорей не как преимущество, а как недостаток. Ведь любой нормальный ребёнок, услышав о том, что скоро встретится с мамой, небось прыгал бы от радости.
Но вот Чапыжка отлично знала, что “мама” — это понятие растяжимое. Уж юной дриаде довелось увидеть многих. Занимавшихся “поиском простого женского счастья”, алкашек и наркоманок, дрессировщиц, кнутом и крошками от пряника лепящих из ребёнка что-то, чему уготовано “великое будущее”, и даже специалисток по монетизации факта существования личинок человека. Последний типаж, кстати, сумел втереться девочке в доверие в те времена, когда та уже полагала себя разбирающейся в людях.
Но лишь полагала, а не являлась таковой. А потому, доверившись, открыла своё сердце для особо болезненного удара.
Все они, конечно же, отвратительны, мерзки и опасны. Каждая по-своему. Но что-то подсказывало юной дриаде: Лешая окажется хуже их всех.
Возможно всему виной опыт общения Чапыжки с ней? И пусть тётя Ёлко всеми правдами и неправдами, и даже клятвами пыталась убедить Вельзевуллу, что то была тёмная сторона личности, что Броня Глашек намного лучше, светлее и добрее, хоть и весьма холодна на вид. Но это же всё чушь свинячья! Сколько раз повелительница мух слышала нечто подобное? Сколько раз она видела, как некто, в обществе притворяющийся ласковым, мягким и пушистым, оказавшись рядом с теми, кто ничего ему не может сделать, с теми, кто от него зависим, показывали своё истинное лицо.
А оно у всех уродливо. У всех. И у Чапыжки. И у её камеристок. И у тёти Ёлко, которая перестанет быть такой милой, едва лишь осознав, что нет никакого смысла скакать на задних лапках перед юной дриадой.
А это значит… нужно впечатлить Броню Глашек.
Чапыжка покинула чертоги разума и, едва лишь осознав, сколь шумно за их пределами, в этой окованной металлом комнатке, со всего размаху ударила кулаком по диванной седушке. Получилось не особо пафосно: не грохот, а глухое “пуф”. Но его хватило, чтобы все в покоях замерли. И четверо шумных камеристочек, две из которых устроили очередное соревнование, — на сей раз то оказалась битва подушками — и даже мухи. Насекомые перестали жужжать и поспешили усесться на ближайшую поверхность. Кажется, именно в таком порядке, хоть это, вроде бы, физически невозможно.
Четыре пары человеческих глаз внимательно смотрели на юную дриаду. Камеристки ждали указаний. Всё же, хороших слуг подогнала эта тётя Илега. Они знали своё место. Понимали, когда можно дерзить, а когда — следует заткнуться и ждать приказов. Даже если ждать придётся долго.
Мысль работала. На костяке идеи нарастало мясо конкретных планов их реализации.
Чапыжка облизнула пересохшие губы. Язык ощутил шершавый хитиновый панцирь одной из мушек, неосмотрительно ползавших по лицу дриадки. Карой за это являлась смерть от зубов хозяйки.
За время бытия Велзевулой девочка завела себе привычку пожирать насекомых. Это казалось мерзким лишь поначалу, а потом гадливость отступила. Ныне же повелительницу членистоногих беспокоили лишь вкус живой пищи и то, сколь это жутко выглядит со стороны.
— Значит так, лентяйки, нам предстоит первое настоящее дело. И от того, завалите ли вы его или нет, будет зависеть, будете ли вы дальше жрать мои чипсы и лапать своими грязными руками геймпады моих консолек или же нет!
Эти слова заставили девочек хищно улыбнуться. Почти всех. Лишь одна из рыженьких обеспокоенно бросала взгляды на сестричек и товарку. Те же не удержались и подали голос: не то и правда предвкушали возможность проявить себя, не то им так хотелось ободрить госпожу. Не важно. Оба варианта устраивали Чапыжку.
— Наконец-то!
— Да, я уже устала каждый день после школы играть!
— То есть, сегодня тебе мять ноги не надо?
Против воли улыбка появилась и на губах дриады. Пришлось мотнуть головой, сбрасывая с лица это проявление неправильных эмоций.
Вельзевула решительно указала на входную дверь.
— Скоро сюда войдёт Лешая. Она будет смотреть на меня и размышлять о том, насколько я достойна зваться её дочерью. И я, если потребуется, убью и буду пытать любого, лишь бы заслужить её одобрение. И вы мне в этом поможете.
— И кого будем пытать? — спросила одна из рыжих близняшек.
— А ты кого-то кроме нас тут видишь, Даска? — шикнула ей другая.
В помещении на несколько мгновений воцарилась тишина, которую тотчас же нарушила младшая сестрица тёти Илеги.
— Я думаю, этого не потребуется.
Чапыжка резко повернула голову в сторону последней ораторши. Столь резко, что волосы на секунду взметнулись вверх, словно в рекламе шампуня. Прятавшиеся в шевелюре мухи поспешили покинуть укрытие. Жужжащие мелкие паскуды поспешили исполнить волю госпожи и споро облепили девчушку, посмелившую спорить с дриадой.
— Тебе кто-то приказывал думать? — процитировала Вельзевула одного пафосного корпа из прошлой жизни. — Тебе кто-то приказывал думать, Иренка? Это не риторический вопрос, я хочу услышать ответ.
Говорить подобные слова было немного противно. Ведь русовласка провинилась перед Чапыжкой лишь в том, что хотела её по-человечески утешить. Но вот беда: мухи хоть как-то слушались хозяйку лишь когда та испытывала сильные эмоции. Приходилось накручивать себя, дабы сохранять контроль.
Тот самый контроль, что был, по сути, единственным способом по-настоящему впечатлить Лешую.
Контроль над мухами. Ну и, бонусом, контроль над людьми.
Богине, той, кто собирается стать госпожой мира, не нужна дочь, которая не может стать госпожой жалкой комнатушки.
Однако Иренка не желала сдаваться. Она осклабилась и с вызовом посмотрела в глаза дриаде.
— А тебе нужны тупые безмозглые дуры?
Слова русовласки пробудили ярость. Ярость давала Чапыжке власть над мухами. И дриада тотчас же ей воспользовалась, импульсивно пожелав сделать непослушной камеристке больно.
Какая жалость: пока что мухи были способны получать лишь общее направление, но не чёткий конкретный приказ. Но со стороны, конечно, выглядело внушительно.
Иренка коротко взвизгнула от боли и поспешила стряхнуть с себя мух. И у неё бы ничего не получилось, если бы дриада уже не “отозвала” своих маленьких членистоногих подопечных.