— Повозка, — сказала Розторн. Джимут кивнул, и покинул палатку.
Чтобы спасти своё самоуважение, Браяр посмотрел на Луво:
— Если ты — гора, то как ты стал таким маленьким?
— Твои манеры как всегда ужасают, — пробормотала Розторн. Она отмеривала в чашку болеутоляющее снадобье.
— Эта часть меня — сердце горы, и большая часть её разума, — объяснил Луво, поворачивая свой головной нарост так, чтобы казалось, будто он смотрит на Браяра ямками, которые служили ему глазами. — Я не думаю, что твои манеры ужасающие. Для сравнения у меня есть только Эвумэймэй. До этого я никогда не думал, что с мяс… что с людьми имеет смысл разговаривать, поэтому у меня нет мерила для их манер.
— Эвви тоже думает, что с людьми нет смысла разговаривать. — Браяр посмотрел на Розторн. — Розторн, я думал, что мы согласились завязать с этой дрянью.
— Нам нужно затащить тебя в повозку, мой дорогой.
Ох, это было очень плохо. Та рана, должно быть, была глубже, чем он сознавал, если она не отчитывала его за грубое обращение к Луво, и не говорила ему молча принимать лекарство. Он понаблюдал, как она капнула в чашку ещё какую-то жидкость.
— Не волнуйся, — сказала она, и улыбнулась. — Вкус будет такой ужасный, что больше ты ни о чём беспокоиться не будешь.
Эвви, тихо сидевшая рядом с Луво, на самом деле захихикала.
Браяр выпил зелье. Оно было даже отвратительнее, чем намекала Розторн. Он боролся с собой, пока не убедился, что его не вывернет наизнанку. Когда у него закружилась голова, он пробормотал:
— Розторн, забери мои семенные бомбы.
— Уже забрала, — сказала она ему, и поманила к себе Джимута и ещё одного помощника. Они постарались поднять Браяра мягко, но он всё равно вскрикнул разок, прежде чем потерять сознание.
Алая нага клевала его в лоб подобно птице, одна голова за другой. Браяр попытался сказать ей, что змеи не клюют, но она его проигнорировала. Он очнулся в дёргающейся, трясущейся повозке. Его нога ныла. Его рвало. Он хотел выкопать в Гьонг-ши дыру до самого расплавленного сердца мира, и закопать там Уэй-шу и его магов, где они больше никогда не ощутят никаких запахов роз.
— Неужели так больно? — спросил очень низкий голос у его локтя. — Даже когда Эвумэймэй плакала во сне, её лицо не принимало такую форму.
Браяр повернул голову. День был слишком ярким; он прикрыл глаза, чтобы увидеть говорящий булыжник.
— Я не думал о боли, — пробормотал он. — Я думал о мести.
— Я тоже думаю о мести, — сказала Эвви. Она сидела с другой стороны от Браяра, привалившись к его сумкам. — Я хочу сбросить на Уэй-шу несколько Дримбакангов, но Луво говорит, что горы мне этого не позволят.
— Я тебя не виню, — сказал Браяр. — Если бы мне сделали так больно, я бы тоже захотел скинуть на них гору.
— Да, но я оставила боль позади. Могло быть и хуже. Они хотели, чтобы было хуже. Видишь, я в порядке.
Эвви стащила один из своих чрезмерно больших тапок, которые ей кто-то дал, и толстый носок, который был надет под ним. Взявшись за свою лодыжку, она подняла свою стопу, чтобы Браяру было видно подошву.
— Не так уж плохо, верно?
Браяр сглотнул. Обычно стопы Эвви были коричневыми и мозолистыми после того, как она годами бегала по скалам и грязи вообще без обуви. Сейчас же её подошва была вспухшей и розовой, с поперечными горизонтальными шрамами.
— Они пока ещё чувствительные. Я не могу ходить слишком много, но кожа не содрана, и шерсть их не раздражает, — сказала Эвви, поворачивая свою стопу, чтобы критично её осмотреть. — Я даже могу взять Луво и нести его, и ногам не больно. Мне просто нужно помнить, что мои кости сделаны из гранита, чтобы его вес меня не беспокоил. Как твоя рана? — Она отпустила свою лодыжку, и снова надела носок.
— Нормально, — сказал Браяр, стыдясь своего хныканья. Он всё ещё был немного в тумане, но боль была уже не такой, как раньше. Он улыбнулся Эвви: — Я думаю, что мне отомстить будет проще, чем тебе. Меня он просто разозлил. Я буду рад, если мы просто прогоним его обратно в Дохан.
Она отвела взгляд:
— А вот это как раз больно. Они забрали всё, что у меня было. Это мне уже никогда не исправить. Ноги мои в любом случае заживут. Но всё, что было моим — пропало, даже мой алфавит, который ты мне дал. Даже… — Она согнулась, уткнув лицо себе в колени.
Браяр извернулся, чтобы сесть, не обращая внимание на боль в ноге. Это было той единственной вещью, которую он мог для неё сделать, после того, как оставил её позади на растерзание палачам.
— Эвви. Эвви, дай мне ту сумку. Ту, у которой на левой ручке вышитый шарик на удачу!