— Увязался, — ответил я бойцу.
— Прикурить не найдется?
— Извини, некурящий.
— Жаль, — ответил солдат и взял канистру. — Как раз залью на полночи, — проговорил он, открутив крышку на бачке генератора.
Я пошел к палатке. Нырнув внутрь, сразу услышал возглас деда:
— Вот чяво в мире творится. В мое время только глядели на небо, а ноне уже за небом острог висит. Я это… Марго, как это называется?
— Осуществлена подписка на рассылку новостей по рубрике космонавтика, — отозвалась секретарша.
— Вот-вот, космонавтика. Интересная, кстати, кошка, — продолжил дед.
— Это самка? — спросил я, садясь на кровать и глядя, как полосатое животное пролазит сквозь щель во входном занавесе.
— Самка, молодая, — поддакнул домовой, хитро прищурившись, — я в этой публике хорошо-о-о разбираюсь.
Я достал сосиски, которые взял в дорогу. Они уже отваренные были. Кошка ловко проскочила меж ботинок под кровать. Я откусил от сосиски половинку, а вторую кинул на брезентовый пол. Ловкая лапка тут же цапнула когтем угощение и утащила под койку. Раздалось голодное чавканье.
Вторую сосиску я тоже разделил пополам. Половинка упала на пол…
— Твою мать!
Вместо кошачьей лапы лакомство подхватила тонкая человеческая рука. Сердце набрало бешеный ритм. Я соскочил с кровати, руки сами собой сложились в фигуру пистолетиком, сотворяя заклинание фокусного выстрела. Я аккуратно присел, чтобы стало видно, что происходит под койкой.
Там лежала девушка, наверное, даже девочка. Лет четырнадцати. Совершенно голая.
В палатку ворвался начальник сборов подполковник Сошкин.
— Что происходит?
Я указал на кровать. Он нагнулся и замер.
— Лесавка это, — спокойно заговорил домовой, — лесной дух, в которого превратился этот несчастный испуганный заблудившийся в чаще ребенок. Лет двести назад.
— Зафиксировано неразрешенное потребление энергии в объеме восьмисот трех ватт, — проговорила Марго в образовавшейся тишине.
— Не опасна? — спросил подполковник.
— Ежели только обидеть, — продолжил дед.
Я, сгорбившись, медленно шагнул к существу. Девочка сосредоточенно смотрела на меня своими огромными зелеными глазищами.
— Выходи, я не обижу.
Лесавка не ответила.
— Марго, внеси ее в список разрешенных, — тихим ровным голосом дал я команду секретарше.
— Исполнено.
Мы так и стояли, глядя на это непонятно откуда взявшееся чудо. В палатку втиснулся какой-то старший лейтенант незапоминающейся внешности. Он нагнулся, сфотографировал лесавку, а затем, что-то шепнув начальнику сборов, выскочил в темноту ночного лагеря.
— Я могу с ней попробовать пообщаться, — промолвил домовой, — но она лесная, может не понять.
— По-человечески с ней никак? — спросил подполковник Сошкин.
— Нет. Она, может, что и понимает, то немногое, а уж говорить — навряд ли. Давно она стала дитем хозяина лесов.
— А он тоже существует? — встрепенулся я.
— Да. Но он в спячке. Где он, никто не ведает. Уже лет сто точно.
Снова тишина. Дед молча шевелил губами, ведя непонятную беседу с таежным духом. Так продолжалось долгих пятнадцать минут. Наконец девочка шевельнулась и аккуратно вылезла из-под кровати. Ребенок настороженно выпрямился и смотрел поочередно то на деда, то на меня, то на подполковника.
— Ну я, енто, поговорил с ней, — промолвил домовой. — Она хочет остаться с людьми. Енто потому, как магии нету почти в диком мире, хозяин спит, а у людей можно найти прибежище и силы для чародейства. Вести себя обещает скромно.
— Как зовут ее?
— Она не помнит. Давно это было.
— Не помнит, значит. Как нам тогда ее звать? — забеспокоился подполковник.
— Сами решите. Ей все равно, как по-человечески звать.
— А нечеловеческое имя у нее есть?
— Ольха-На-Краю-Обрыва.
— Это имя такое?
— Да. Такое имя, — не смутившись, ответил дед Семен, — у живущих вне времени часто бывают такие большие и красочные имена. Это еще короткое.
— Живущие вне времени — это кто?
— Это мы, элементы фольклора, — усмехнулся домовой.
— Одеть ее надо, — вкрадчиво сказал подполковник Сошкин, — а то нечисть нечистью, но все же неприлично.
Домовой опять нечеловеческим шепотом заговорил о чем-то с лесавкой. Та сначала немного склонила голову набок, а потом и вовсе зажмурилась. На худеньком теле, как старая фотография в проявителе, возник серенький простенький сарафанчик из некрашеного льна.