«Вы чего убегаете?» – крикнул Володя.
«Атомный гриб!»– плача крикнула Верочка, а Володя, сколько ни оглядывался вокруг, ее не увидел.
«Гриб!» – рыкнул по-человечьи лось.
Володя увидел этот гриб. Он рос из земли, под самым солнцем, рос вширь и вверх, черный, с огромной шапкой-зонтом. Вот сейчас дорастет до солнца, разорвет его на осколки, потушит свет, и густая тьма-затопит землю.
«Солдаты, сюда! Солдаты!» – опять услышал Володя крик Верочки.
Все звери вдруг остановились, все птицы на землю сели, повернули головы в ту сторону, откуда спешили солдаты. Им было тяжело бежать – у каждого автомат, гранатомет, за плечами большие, как горбы, мешки. Но они бежали изо всех сил, проваливались в снег, падали, поднимались и снова бежали. Добежав до гриба, остановились, и капитан, сняв шапку, зычно скомандовал:
«По атомному грибу огонь!»
Тыр-р-р! Та-та-та!.. – грохнули выстрелы.
Черный атомный гриб, точно от ветра, качнулся, мгновенно разорвался с треском и грохотом и тихо, беззвучно осыпался черным дождем на землю.
Тыр-р-р! Та-та-та!..
«Ур-ра! – закричала Верочка. – Солнце спасено!»
Вот после этого крика Володя и проснулся.
Мальчик сидел на диване, находясь под впечатлением сна, встревоженный и возбужденный. Он не понимал ни того, что увидел во сне – как ни старался вспомнить и упорядочить сновидение, осмыслить его, – ни своего состояния, был точно в тумане, как бы в полусне. А когда совсем очнулся, все увидел.
В окна глядела луна. Ее звонкий серебряный свет заливал пол, печку. На отцовом письменном столе блестели ручки, чернильница, пепельница, настольная лампа. А у окна, облокотившись на подоконник, стояла Верочка в ночных пижамных штанах и майке. Голые плечики ее и руки под луной казались мраморно-холодными. Отец на кровати спал глубоким сном, тихо и спокойно похрапывая.
«Что за сон? – думал Володя. – И почему Верочка смотрит в окно?»
И вдруг наяву коротко и сухо резануло:
Тыр-р-р!..
По-ночному гулкое эхо выстрелов ударило по стеклам: ыр-р-р…
Володя пробежал по белой лунной дорожке, прильнул лбом к стеклу.
Та-та-та-та!.. – протрещала длинная очередь, от которой, казалось, вздрогнула ночь.
Стреляли в том лесу, где солдаты-лыжники остановились на ночлег, стреляли из автоматов, периодически, через две-три минуты. Потом сильно три раза ухнуло, должно быть, взорвалась граната.
– Что это, война? – прошептала Верочка.
Володя промолчал, еще прислушивался к стрельбе и, когда у самого растаяла тревога, когда понял все, сказал спокойно:
– Это у солдат ночные стрельбы. Стрелять учатся. Не бойся. – Помолчав, добавил: – Это стрельба мирная.
Они стояли у окна, прижавшись друг к другу плечами, и смотрели на застывший фосфорический снег, опушенные инеем яблони, березу, небо с застывшими звездами-точечками и большое веселое полнолуние. На дорожку из-под березы прыгнул заяц, остановился возле загородки, ткнулся мордочкой в проволочную сетку, видно, хотел в сад пролезть.
Тыр-р-р!..
А заяц никакого внимания, даже ухом не повел. Все тыкался в сетку в поисках дырки. Невозмутимость зайца развеселила Володю.
– Ах ты косоглазый, не боишься солдатских выстрелов! Гуляешь…
Тыр-р-р!.. Та-та-та!..
Луна светила во всю мочь. У стены дома, на снегу, точно распряженные кони, стояли лыжи.
НОЧНАЯ РАЗВЕДКА
После этого семикилометрового марш-броска только бы отдышаться, полежать на спине, глядя на усеянное звездами небо, и ни о чем не думать. Я и повалился тут же на траву, ноги положил на кочку и почувствовал, как приятно, до головокружения, расслаблялись и теплели мышцы. Глаза начали застилаться дымкой, и звезды, на которые я глядел, вдруг помутнели, слились в сплошное желтое пятно, дрожащее, волнистое, и исчезли в темноте. Я засыпал и вот-вот уснул бы, как умеют засыпать солдаты во время бессонного ночного марша – лежа, сидя и даже на ходу. Но короткий и громкий, как удар кнута, голос младшего сержанта Гордеева встряхнул меня, вырвал из сонного забытья:
– Варкин, ко мне!
Я вскочил и, даже не сообразив в темноте, где находится Гордеев, пошел на голос.
– Сюда, сюда! – позвал кто-то из солдат.
Я подошел и наконец увидел солдат своего отделения и своего командира, младшего сержанта Гордеева. Тот стоял перед солдатами и, видимо, собирался что-то сказать важное, обязательное для всех. Подчиненные понимали это, потому и молчали и вели себя так, точно находились в строю.
– Рядовые Чеботару, Варкин и ефрейтор Исаев, – назвал Гордеев фамилии, – остаетесь со мной. Остальные могут разойтись.