И тут, как это бывает у мальчиков с решительными характерами, у Алеши созрело намерение «сходить в губу сейчас же, не откладывая. Тогда то, что он сказал моряку, не будет обманом.
К Чаячьей губе часа два ходу. Хотя время позднее, ночь на дворе, но какая разница, когда спать: солнце круглые сутки светит в окна. Случается, что днем лучше спится, чем ночью. Алеша принимает решение тут же, без колебаний. Дома мать уже спит и не будет знать, когда вернулся ее сын. А отца нет, он, командир подводной лодки, где-то в плавании.
Алеша подобрал на берегу прут, выброшенный морем, ободрал кору и, постукивая прутом о землю, пошел на вест (Вест – запад.). Взошел на узкую полосу осушки – оголенное отливом прибрежное дно со скользкими от водорослей камнями. Рачки, не успевшие сползти вместе с водой, теперь зарывались в ил и песок.
Было тихо и в городе, и на море. Спали люди, спали корабли – от огромных ракетоносцев с широкими ушами локаторов, до баркасов, торпедоносцев, катеров. Длинные, до половины спрятавшиеся в воде подводные лодки, как спящие аллигаторы, приткнулись к пирсам с черными от мазута сваями.
Ослаб и улегся на покой где-то в сопках ветер. Притихшее море еще зыбилось, но лениво, нехотя; поверхность его разглаживалась, и в нем теперь, дрожа, отражалось небо с поблекшими красками и слегка приглушенным светом. Только в самом зените оно зеленело, точно вобрало в себя цвет воды, сопок, тундры. На нордовом(Норд – север.) горизонте, над самым солнцем, как бы прижимая его, лежала дымчатая стальная полоса, похожая на корабельный двухлапый якорь. Увеличенное ночью солнце не такое яркое и лучистое, когда посмотришь на него – не режет глаза.
Город с домами и причалы с кораблями вскоре скрылись. Дольше всех виднелся дом на сопке, где живет старый одинокий моряк. Алеша остался один на один с морем, небом, в безлюдье и тишине, какой-то неземной, будто попал на чужую пустынную планету. Тут ни людей, ни их следов, только дикие берега, сопки, море, седые мхи – все такое же, как и тысяча, миллион лет назад, а может, и больше, когда вообще не существовало человека. И возникало ощущение, что он, Алеша, первооткрыватель этих мест, где не ступала нога человека.
Идти по побережью было легко, усталости не чувствовалось, стало даже жарко, и Алеша снял и зажал под мышкой курточку. Море совсем успокоилось, отлив затихал. Порой ветерок, очнувшись, прорывался к морю – теплый и сухой – с материка, рябил зеленую гладь моря и гнал рябь далеко от берега… До губы Чаячьей Алеша шел дольше, чем предполагал – часа два с половиной. Чаячья была обыкновенным фиордом – узким заливом, километра на два врезавшимся в сушу. Море будто ударило кулаком в сопки, раскололо и раздвинуло их. Берег губы крутой, с мысками-островками, а в одном месте, где вливалась речушка, он понижался почти до уровня моря. Там, на этом тундровом болотце, снежинками белели цветочки морошки. По всему берегу лежали большие валуны с гладкими, как лысина, верхами. Лежали кучами, будто их несли в огромных мешках, а мешки прорвались и камни высыпались. Самые крупные валуны издали напоминали палатки туристов.
Памятник десантникам бросился в глаза сразу, как только Алеша миновал болотце. Небольшая бетонная пирамида была поставлена на плоский валун. На пирамиде высечены слова: «Вам обязаны жизнью мы, живые. Подвиг ваш навсегда сохранит благодарная память народа. Морякам-десантникам 1941-1944 годов».
Алеша обошел памятник вокруг, надеясь еще что-нибудь прочитать, потому что из этой скупой надписи ничего нельзя узнать. Он слышал, что здесь высадился первый десант – восемнадцать человек. Будто дрались они трое суток и все погибли. Но ничего об этом на памятнике не написано. И нет ни одной фамилии. Памятник свидетельствовал лишь о том, что здесь когда-то был бой, здесь рвались гранаты, плющились о камень пули, молча падали на землю убитые матросы в черных бушлатах, с черными бескозырками. На валуне-цоколе и поныне оставались, как оспинки, зазубрины – следы от пуль и осколков.
Алеша вскарабкался на валун и огляделся. Увидел выше, на склоне сопки, ломаную полоску траншеи. Огибая памятник, кучи камней, траншея обеими концами упиралась в берег залива. Мальчик спрыгнул с валуна и устремился к траншее, задыхаясь от волнения и бега. На дно ее ступил неудачно, ударился коленом о стенку. Траншея разной глубины: где почва каменистая – мелкая, где земля более податливая – глубже. Она еще как бы свежая, мхом и черничником не заросла, которые хотя и густо свисали вниз, но стенок и дна не закрывали. Будто траншею только вчера . вырыли и ушли, а она теперь ждет этих людей, не осыпается, не заплывает гравием и не зарастает.