После редакции «Ленинградской Правды» зашел на телефонную станцию на Мокрой улице. Хоть там и сидели три чекиста в форме, взял книгу телефонных абонентов, перелистал ее, ища фамилии былых друзей и знакомых. Книга, конечно, значительно изменила свое содержание. Справился о Борисе Израилевиче Раппопорте — моем хорошем друге еще по М-ой петроградской гимназии, ставшем теперь видным коммунистом. Б. И. Раппопорта не нашел, ибо там, где раньше было три абонента с фамилией Раппопорт, — теперь оказалось 42 страницы Раппопортов и при этом ни одного Израилевича, а все Николаевичи, Ивановичи и т. д.
Пофланировав еще немного по Невскому, на углу Литейного сел в трамвай и прошел на переднюю площадку…
Тут и разыгралось происшествие, чуть было не сорвавшее всю вылазку в «Ленинград».
— Ваш билет? — раздается голос из двери вагона.
Я обернулся, вижу — контролер.
Протягиваю ему серебряный двугривенный. Не хочет брать.
— Вы мимо кондуктора проходили?
— Проходил.
— Почему же у вас нет билета?
Я почувствовал, как от сердца что-то покатилось вниз. В уме мелькнуло: «Кончено, и как глупо»…
Рядом со мною на площадке стоит милиционер и вслушивается в разговор…
«Ну, — думаю, — сейчас остановят трамвай, протокол, участок, требование бумаг… Но до участка — стрельба в невинного „мильтона“, пуля себе в лоб и т. д.»
— Дело в том, товарищ, — вежливо и спокойно говорю я, — что я только что приехал из провинции и не знаю ваших правил, что надо платить, проходя мимо кондуктора.
— А откуда вы приехали?
О ужас! Все названия подходящих городов вылетели из головы. Почему-то мелькнула Калуга, но я не знал, подходит ли она к вокзалу, от которого идет трамвай…
— Я только что с Октябрьского вокзала…
Милиционер всмотрелся в меня внимательным, острым взглядом, напомнившим мне взгляд чекиста в поезде, подумал, нерешительно взял двугривенный, передал его кондуктору и строго сказал:
— Смотрите, товарищ, не проходите в следующий раз мимо кондуктора…
Я пробормотал нечто вроде:
— Так точно, слушаюсь, товарищ…
Все обошлось благополучно… Огромный камень свалился с плеч… Вероятно, благодаря новому плащу Димы контролер решил, что хорошо одетый «гражданин» не может быть «зайцем», и поверил моему объяснению. Оставаться на площадке рядом с «мильтоном» показалось мне, однако, не совсем покойным, и я слез на первой же остановке, решив, что путь пешком куда безопаснее.
Прогулка по «Ленинграду» после трамвайного происшествия утратила свою прелесть, и мне захотелось под уютный кров сосен и елей…
В вагоне ехала хорошенькая блондинка, скромно одетая во все черное; ее интеллигентное миловидное личико было печально «усталостью навсегда»… Я почувствовал ясно, что она «наша», а не «кремлевская», и мне захотелось с ней заговорить… Но девушка с явной неприязнью отводила свой взгляд, принимая меня, вероятно, по обличию за правоверного чекиста…
В Левашове я радостно встретил друзей. Мы с аппетитом поели — колбасу, хлеб и консервы, выпили зубровки… за здоровье товарищей…
Ночь на воскресенье прошла спокойно, но рано утром до нашего укрытия донеслись какие-то крики, голоса, ауканье. Голоса приближались, все это были мужские голоса, и слышались они то справа, то слева, потом, приблизившись так, что мы стали различать сквозь ветки фигуры людей, начали отдаляться. Это какая-то компания комдачников собирала сморчки.
После утреннего завтрака остатками вчерашней провизии стали вырабатывать программу воскресного дня. Сергей взмолился взять его в «Ленинград»:
— Ведь я ни разу не видел Питера, дайте мне хоть раз взглянуть на него перед смертью…
Пришлось уступить, хотя Сергей и не подходил всем своим обликом для «Ленинграда» (уж слишком он «подозрительно» был одет, и весь его вид мог легко привлечь внимание угрозыска), но, с другой стороны, надо было, чтобы Сергей хоть немного присмотрелся к городу и освоился в толпе — ведь завтра нам предстояло…
Почистились, как можно тщательнее. Бомбы, баллоны с газом и мой маузер зарыли в мох. Завязали друг другу смятые уже в жгут галстуки и зашагали налегке в очень хорошем настроении…