«Эх ты! Это ж там Ленин учился!» — воскликнул про себя Коля, готовый выскочить из своего укрытия.
— Ты что же, и сам учился в том университете?
— Да нет. Я мечтал стать корабелом, — скромно ответил первый. — Но сначала мне пришлось плавать на бронекатере.
«Что такое корабел?» — вспыхнул вопрос у Коли.
— Что ж, судостроителю не мешает уметь и самому водить корабли.
«Значит, корабел — это судостроитель», — понял из этих слов Коля.
— Вот мне в этом деле и повезло: призвали в Красную Армию и определили в Пинскую военную флотилию. Сразу же попал в помощники механика, потому что с пятого класса начал копаться в моторах и кое-что в них соображал.
— А я ничему не успел научиться.
— Ну что ж, нас там ждут…
Неудавшийся корабел встал. Коля увидел его во весь рост и рот раскрыл: это был настоящий моряк. В бескозырке. Только вместо больших черных лепт на ней алел клочок уже немного выцветшего кумача. Из-под потертой кожанки, перепоясанной портупеей, виднелась тельняшка. На широком флотском ремне со сверкающей бляхой — две гранаты. На груди ППШ. Из-за веток не видно было, во что обут. Но и так было ясно, что это партизан.
— Ну, пошли! — устало поднялся второй, высокий и худой, совсем еще юный белобрысый паренек в сером, видимо дорогом, но потрепанном и засаленном костюме. Кинув на голову кургузую кепчонку одного цвета с костюмом и крохотной алой ленточкой над козырьком, он поправил на груди автомат и спросил: — Возвращаемся?
— Да ясно же, что до самой Припяти тут непролазные топи.
— Неправда, есть тропка! — неожиданно вскрикнул Коля и тут же испугался, что сам себя выдал.
Тишина. Потом неожиданно веселый голос моряка:
— Это кто там знает дорогу к Припяти?
— Тише ты! — остановил его высокий и щелкнул автоматом. — Не видишь, с кем, а вступаешь в разговор.
— С пацаном. По голосу слышу, — ответил моряк, направляясь в Колину сторону. — Что там за Сусанин? Покажься!
Прятаться от такого добродушного голоса Коля больше не мог. Он встал и пошел к незнакомцам, на ходу рассказывая о том, что к Припяти можно пройти по сухому и только в одном месте через ручей перебрести или положить кладку, если есть чем срубить осину.
Приблизившись к вооруженным парням, Коля спросил:
— Вы партизаны?
— Конечно, — ответили те в один голос.
И тут Коля рванулся к моряку, прижался к его вытертой кожанке и расплакался.
— Вот те на! — похлопывая подростка по плечу, печально сказал партизан. — С чего это ты?
— Сестренку потерял, — устыдившись минутной слабости, ответил Коля и, вытерев кулаками слезы, стал рассказывать о своей беде: — Отец в начале войны ушел с Красной Армией. Мы остались с Верой. Ей было восемнадцать, а мне десять. Мама перед самой войной умерла от чахотки. Тогда у нас тут ясновельможные пановали. При них много умирало от чахотки.
— Вон оно что… — грустно сказал моряк. — И как же вы жили одни? Чем кормились всю войну?
— А мы, как и соседи, весь урожай в землю прятали. Немцы зайдут в хлев — пусто. Заглянут в кладовку — хоть шаром покати. А в погребе только бочки с капустой да огурцами. И с тем уходят. Так мы и прокрутились бы до прихода наших, если б не Митька Хряк… — Коля умолк, словно рассказал все, что могло интересовать партизан.
Однако моряк спросил, кто он, этот Митька Хряк.
— Полицай, — ответил Коля. — Он сперва был простым вором. В тюрьме сидел. А при фашистах вернулся в село и стал к сестре приставать. Она очень красивая. Самая красивая во всей округе. А у него нос на боку и всегда сизый, как черникой вымазанный, глаза выпученные, как у жабы, и жадные. А главное — вор и пьяница. Вера, конечно, на него ноль внимания. Он понял, что ее не уговоришь, и к фашистам на службу подался. Натянул полицейскую форму, винтовку через плечо и прямо к нам в дом. «Ну а теперь пойдешь за меня? Видишь, какой я стал!» — остановился посреди комнаты, сапогами поскрипывает, пальцами пощелкивает.
«Каким был, таким и остался!» — ответила Вера и даже отвернулась.
«Ну, погоди! — как змей, прошипел Митька. — Ты у меня попляшешь! В ногах будешь валяться!»
И началось. Сперва забрали у нас корову. Потом поросюка. А этой весной прислали повестку Вере ехать в Германию на работу, а мне зачем-то тоже явиться в комендатуру. Мы с Верой собрали свое барахло и ушли из села. Целых два месяца прятались по хуторам. Да Митька нас и там выследил. Вот мы и убежали сюда, в глушину. Вера два раза ходила в село менять одежку на хлеб да крупу. За два, три дня справлялась. А на этот раз пошла, и вот уже десятый день нету.