— Я из Поречья, тут недалеко. Яша — из Вишнёвич.
Насчет недалеко Ваня приврал, чтоб лейтенант не расспрашивал, почему ушли из дому в такую даль. Но провести его не удалось, он тут же посмотрел на карту и присвистнул:
— Вот так недалеко! Восемнадцать километров! Это ваши родители там уже… — и вдруг он умолк, заметив, как помрачнели оба мальчика.
Яша коротко, но очень внятно рассказал о том, что произошло с их родителями.
Лейтенант долго после этого молчал. Потом тихо, но сурово сказал:
— За все это фашисты еще поплатятся!..
Трое суток жили ребята с красноармейцами в шалаше, сделанном в лесной чащобе под старой развесистой елью. Раненый пришел в себя и стал понемногу выздоравливать. А вскоре лейтенант и красноармеец Чернов ушли за продовольствием, закопанным на месте расположения их части.
Ушли на день-два. Да так и не вернулись.
Ребята снова перешли на иждивение пастушков. Теперь у них была одна забота — помочь красноармейцу Сорокину скорее выздороветь.
Однажды пастушки, приносившие ребятам еду и лекарство, сказали, что в село пришли фашисты и поселились в их школе, а сам их командир — прямо в красном уголке.
Лейтенант и красноармеец оставили в шалаше все, что не было нужно им в походе, в том числе и бутылки с горючей смесью. Две бутылки Ваня и Яша подарили своим новым друзьям. А те запустили их в окно немецкого жилья в полночь, когда часовой зашел за угол школы.
А чтоб немцы не подозревали мирных жителей в поджоге, ребята воткнули возле дороги кол с фанеркой, на которой было заранее написано углем:
«Смерть проклятым фашистам!
Генерал Заруба».
Не знали ребята, что их выдумкой скоро начнут пользоваться сельские комсомольцы и все, кто ненавидел фашистов и старался хоть как-то с ними бороться. Слава генерала Зарубы росла не по дням, а по часам.
Красноармеец Сорокин уже начал ходить. Узнав о поджоге дома с фашистами, он запретил своим друзьям такие опасные вылазки.
Но «генерал Заруба» уже действовал и в соседних районах. Он проник даже в город.
Ваня и Яша ждали теперь только полного выздоровления раненого красноармейца, чтобы отправиться на восток, к линии фронта. Как вдруг ночью на их костер набрела разведчица Маруся.
…Выслушав эту горькую исповедь, командир печально посмотрел на Ваню и совершенно серьезно, как взрослому, сказал:
— Да, пережил ты, товарищ, немало. И хорошо, что Мария Федоровна тебя нашла. Нельзя сейчас действовать в одиночку, непродуманно. Давай веди своего Яшу и красноармейца. Будем вместе бить этих гадов. Организатор нашего отряда Иван Трофимович говорит: «В большом огне и сырое полено горит лучше».
— Да я-то пошел бы и Яша тоже. Но красноармеец ни за что не пойдет.
— Это ж почему? — удивился командир.
— У него хранится страшная тайна, которую он, наверное, никому не раскроет, только своему командиру. Я поклялся ему молчать. Но вы сами спросите его, может, вам он и скажет.
— Ну что ж, ради важной тайны я готов сам пойти к нему на переговоры, — заявил командир с готовностью.
А через несколько дней была годовщина Октябрьской революции, и партизаны принимали присягу под воинским знаменем, которое принес в отряд красноармеец Сорокин.
Первыми у знамени стояли Ваня и Яша, а уж потом сам знаменосец Владимир Сорокин и остальные партизаны.
ТВОЙ ПОДВИГ ВПЕРЕДИ
Пионерский лагерь, стоявший на лесистом берегу Припяти, сразу же, как началась война, был приспособлен под госпиталь. С утра до вечера везли сюда раненых красноармейцев, которых нельзя было эвакуировать в глубокий тыл.
Директор пионерлагеря, учитель рисования Василий Сергеевич Сомов, прямо из лесу пришел в военкомат проситься на фронт. Но его в строевую часть не взяли, так как у него был порок сердца. А направили в госпиталь.
— Начальник госпиталя сам решит, что вам поручить, — сказали в отделе.
В привычные стены бывшего пионерлагеря Сомов вернулся со своим учеником, восьмиклассником Андреем Терехиным, который тоже рвался на фронт. Андрей хотел было прямо из военкомата удрать на передовую, но пожалел своего учителя и решил ему помочь на первых порах.
Главврач, увидев крупного, широкоплечего учителя и не менее крепко сложенного, рослого ученика, приказал им принимать раненых и размещать по палатам. Учитель ничего не сказал о своем больном сердце. А ученик старался всячески облегчить ему работу. Вдвоем они бережно снимали с машины или с повозки раненого, клали на носилки и относили в палату. При этом Андрей ухитрялся делать так, что основная тяжесть носилок доставалась ему, а не учителю. Он брался за ручки носилок у самого изголовья раненых.