Взрывы вокруг дома прекратились. Но когда Андрей встал на ступеньку, ведущую в подвал, ударило где-то внизу, под ногами. Весь дом рвануло, тряхнуло, и засыпало Андрея штукатуркой и какой-то трухой с лопнувшего потолка. Он присел, уверенный, что дом рушится и сейчас его раздавит, как яичную скорлупу. Но тут же отряхнулся. А услышав хриплый приглушенный стон в подвале, одним махом спустился туда.
Теперь в подвале никто ничего не просил, но стон был каким-то сплошным, утробным и таким безысходным, какого никогда еще юноша не слыхивал. Он смотрел в темноту подвала, но ничего там не видел. Только запах появился какой-то совсем незнакомый — удушливый, гнетущий, хотя и не похожий на пороховой. Кто-то, выползая из подвала мимо него, прохрипел:
— Волной контузило всех.
Андрей толком не понимал еще смысла слова «контузия». Но оно ему казалось более ужасным, чем ранение и даже сама смерть. Контуженный, представлялось ему, это заживо погребенный или обреченный на страшные муки.
— Что же делать? — взмолился он, обращаясь к человеку, который на четвереньках взбирался по лестнице.
— Тащи на воздух! — ответил тот, с трудом приподнимаясь на ноги. — Зови санитаров!
— Какие там санитары! — бросил Андрей в сердцах. — Они были в сарае, куда недавно привезли раненых, а сарай тот разнесло бомбой. — И Андрей на ощупь, по стону, нашел в подвале первого, кому нужна была его помощь.
Руки и ноги у этого человека были настолько вялыми, безмускульными, что он даже не мог ухватиться за шею санитара, пытавшегося его приподнять. Пришлось подставить спину, взвалить на себя и, держа за обвислые руки, тащить тяжелое безжизненное тело наверх.
Теперь Андрей невольно посчитал ступеньки из подвала. Их было восемь. Высокие. Но, к счастью, широкие, удобные. И перила справа надежные.
Андрей удивился, когда вышел со своей ношей из дома и увидел, что уже рассвело. Небо было зеленовато-синее, холодное, безучастное.
Над головой пронесся самолет, чуть не сорвавший ветром крышу дома. И тут же метрах в ста обрушилась бомба.
Андрей словно поклонился ей, упал на колени вместе со своей полуживой ношей, но не уронил человека. Так и пополз с ним к щели, которая была выкопана в десяти метрах от дома, видно, еще в первый день войны. Опустив застонавшего и как-то конвульсивно хватавшего воздух красноармейца на дно полуметровой щели, Андрей отшатнулся в ужасе: лицо контуженного было синим, из ушей черными струйками сочилась кровь. Он представил и других контуженных такими же, и, даже не замечая, что в это время и справа, и слева, и позади — совсем близко рвались бомбы, а с неба пикировал ревущий фашистский самолет, Андрей побежал в обшарпанный дом, в котором не было уже ни одного окна, а крыша с фасадной стороны была задрана вверх, словно сорванная ураганом. В подвале он без разбора схватил первого попавшегося, такого же обмякшего человека, и тем же способом потащил его наверх.
Встреченный свистом осколков очередного взрыва, он на этот раз даже не пригнулся — уж очень тяжелой была его ноша. «Попался какой-то сибирский богатырь», — подумал Андрей. Этот даже и в окопе не пошевелился, хотя был еще теплым и тяжело хрипел. Надо было что-то ему сделать, чем-то помочь. Но там задыхаются другие. Воздух в подвале был настолько спертым, что, казалось, дымился. Андрей боялся, что дом вот-вот загорится, поэтому спешил всех вытащить. А главное, что этот дом остался единственным не разбомбленным, и ясно было, что фашисты доконают и его. Надо было успеть вытащить всех из подвала.
Самолеты улетели. Взрывов больше не было. Стало совсем светло. Озеро, плескавшееся почти у самого дома, загорелось алым пламенем — за лесом не спеша всходило солнце. Вытащил Андрей двадцать второго человека, когда снова услышал рев приближающихся самолетов. Он с опаской посмотрел на черных дьяволов, вынесшихся из-за леса, и опять нырнул в подвал. Там было еще трое. Теперь Андрей присвечивал спичками, добытыми в кармане одного из раненых. Этих он решил сперва вытащить из дома, а уж потом помочь добраться до щели. Последнего раненого он нести уже не мог, а тащил со ступеньки на ступеньку, как мешок с картошкой. Выволок, чувствуя, что руки и ноги дрожат и вот-вот свалится сам. На пролетавший самолет даже не посмотрел, хотя тот посеял несколько бомб, взорвавшихся тут же за домом. Андрей отер рукавом лицо и удивился — весь рукав в крови. Почувствовал ссадину на лбу. Вытерся еще раз — крови еще больше.
«Потом перевяжусь!» — подумал и потащил последнего раненого, с удовлетворением заметив, что двое вытащенных перед этим из подвала уже подползают к окопу. Добрался и он со своей последней спасенной душой до ровика, заполненного людьми так, что уже некуда было всунуться. А тут опять взрыв. Оба — и спасатель и спасенный прильнули к земле, укрылись за бугорком свежей глины.