Однако, пока Урумкан прискакала, все уже стихло. В ложбине лежал волк. Могучий, широкогрудый Койбагар сидел рядом и зализывал рану на правой ноге. А Токторбай нес на руках овцу.
— Задушил? — закричала Урумкан. — Белохвостая?
— Не успел. Только отбил от отары и гнал в горы, — мрачно ответил Токторбай. — Ты-то чего побежала от овец?
— За волком погналась. Думала, петлю накину…
— Будто волки глупее тебя! Они шли вдвоем, с двух сторон. Сама знаешь, в одиночку они редко охотятся.
— Потому и погналась, что приняла его за того, одноухого. Он же в одиночку ходит! Хотела расправиться с ним.
— Прыткая! Что, не знаешь, что одноухий прихрамывает! А этот бежал как джейран. Ну, ладно, вези ее.
— Ой, ну хоть жива! — обрадовалась Урумкан и взяла овцу на коня. — А ты забери волка, шкуру снимешь. Да, а ягненок? Где ягненок Белохвостой?
— Если в отаре нет, значит, все-таки унес волк. Тогда их, выходит, было не два, а больше.
Урумкан повернула коня, словно собиралась гнаться за неведомым хищником. Но лишь печально покачала головой. Теперь не догонишь…
Белохвостая — самая любимая овца. Из-за нее-то Урумкан и стала чабаном.
В позапрошлом году снежный обвал присыпал отару, укрывшуюся от непогоды под скалой. Много овец погибло. Много ягнят-сосунков осталось без маток. Пришлось раздавать малышей колхозникам, чтоб спасали, кто как может. Урумкан тогда не работала, потому что Мамбет был еще маленьким. Она взяла двадцать ягнят. Отпоила их коровьим молоком, выходила. Правление колхоза премировало ее ярочкой, которая больше всех полюбилась Мамбету. Ярочка была шустрая, игривая. Вся черная, а хвостик белый. За это и прозвали ее Белохвостой.
Осенью, когда овечка подросла и нагуляла много жиру, Урумкан решила зарезать ее на мясо. А тут пришел председатель колхоза.
— О-о! — удивился он, осматривая Белохвостую. — Сразу видно, что в добрых руках побывала ярочка! У других годовалые овцы меньше этой… Урумкан, а что, если и тебе пойти чабаном? А? Будете вместе с мужем работать. А то его напарник, сама знаешь, совсем уже старый, на коня сесть не может.
И уговорил. Урумкан поручила Мамбета бабушке. Уехала на ферму. А Белохвостую не стала резать, повезла в колхозную отару — на счастье.
Но неужели такое худое счастье всегда будет подкарауливать Урумкан? Первого же ягненка любимой овцы сожрали волки! Теперь жди второго… А когда это будет? Да и неизвестно еще, что случится и с ним…
Пустив Белохвостую в отару, Урумкан привязала коня возле домика и подошла к окошку посмотреть, как спит ее гость. Глянула в стеклышко, да так и ахнула. И — скорей в дом.
При тусклом свете фонаря Мамбет поил изо рта маленького кривоногого ягненка.
— Белохвостый! — узнала Урумкан, как только переступила порог. — Где ты его подобрал? А отец решил, что его волк унес!
Мамбет долго молчал: у него был полон рот молока.
А когда ягненок выпил все молоко, Мамбет солидно сказал про волка:
— Побоялся!
И только после этого не спеша рассказал, как было дело.
Выслушав его, мать ласково погладила по колючей, недавно бритой иссиня-черной голове и сказала:
— Ну вот — подрастет Белохвостый, сошьем тебе красивую шапку.
— Такую же, как у председателя? — обрадовался Мамбет, как-то не полностью уловив смысл слов матери.
А однажды вечером, уже перед окончанием каникул, отец позвал Мамбета во двор и сказал, что хочет зарезать Белохвостого.
— Зарезать? Такого ягненка резать? — Мамбет замахал руками, заплакал. — Не дам! Не дам! Что я, спасал его от волков, чтоб резать? Да? По-вашему, я такой, да?
— Не такой, не такой, — пряча остро наточенный нож, сдался отец. — Но шапку тебе из чего шить?
— А что, обязательно из живого ягненка? Да?
— Тогда сам скажи, из чего?
— Лучше совсем не из чего! У меня еще хорошая, — и Мамбет сильнее нахлобучил старый малахай, который закрывал ему глаза, а если чуть натянешь, то и нос нагреет.
И, уже далеко отойдя от отца, с ягненком на руках, бросил сердито:
— И вообще шапки надо шить из волков, а не из ягнят! Пора кончать с этими байскими пережитками.
Отец только руками развел.
Вечером приехал председатель колхоза, чернобородый Джюнус. И отец рассказал ему о случае с ягненком.
Председатель подошел к Мамбету, который уже устраивался спать. Положил ему на плечо тяжелую, самую сильную во всем колхозе руку и совершенно серьезно сказал:
— Да, бережливый будет хозяин, прижимистый! Мне бы такого в помощники!
Долго не мог уснуть после этого Мамбет, все гадал — хорошее сказал про него председатель или плохое. И только утром, когда отец ушел к овцам, а мать вернулась на отдых, Мамбет узнал, что прижимистый — это такой хозяин, который никому не позволит переводить колхозное добро.