- Дятел - та еще упрямая птица, - заявил Дэнсон, - так что шансы у него неплохие. Еще некоторое время Траслоу и Старбак топтались рядом, пока Дэнсон осматривал рану, но осознав, что толку от них никакого, а от ожидания становится лишь хуже, они двинулись за ушедшей вперед бригадой и натолкнулись на бесчувственного Свинерда. Солнце почти зашло, и поле битвы освещалось жемчужным вечерним светом, просачивающимся сквозь дым, верхнюю границу которого еще золотило солнце. Черные стервятники с растрепанными крыльями слетелись вниз и принялись терзать мертвую плоть своими крючковатыми клювами.
- Помер, ублюдок, - прокомментировал Траслоу, глядя на распростертого на земле Свинерда.
- Или пьян, - ответил Старбак. - По-моему, пьян.
- Кто-то хорошо намял ему физиономию, - заметил сержант, указывая на разбухший желтовато-коричневый синяк на голове Свинерда.
- Он точно не того?
Старбак, присев на корточки, наклонился ближе:
- Скотина еще дышит.
Траслоу оглядел поле, усеянное воронками от снарядов и черными контурами мертвых тел.
- И что вы с ним будете делать? - спросил он. - Сукин сын пытался нас всех похоронить, - добавил он на всякий случай - вдруг Старбака одолеет тяга к милосердию.
Нат выпрямился. Свинерд лежал перед ним, абсолютно беспомощный, с запрокинутой головой и торчащей вверх бородой, испачканной засохшим табаком и слюной. Полковник глубоко дышал, и при каждом вдохе в горле слышался легкий хрип. Старбак подобрал валяющуюся на земле саблю Свинерда и приставил тонкое острие к бороде полковника, словно собираясь пронзить костлявую шею. Свинерд не шевельнулся от прикосновения стали. Поборов искушение надавить сильнее, Старбак отвел клинок в сторону.
- Он того не стоит, - произнес он и насадил на саблю принесенную случайным ветерком и налетевшую на Свинерда брошюрку. - Пусть у засранца поболит голова, - добавил он, и мужчины удалились.
Вернувшись к дороге, федеральные войска предприняли последнюю попытку изменить положение вещей. Отступающая пехота обменивалась залпами с наступающими мятежниками, которых к тому же упрямо обстреливала последняя артбатарея янки, оставшаяся, чтобы прикрыть отступление северян. Теперь же казалось, что орудиям угрожал захват, ибо мятежники почти сблизились с канонирами-северянами на дистанцию винтовочной стрельбы. Они могли перестрелять лошадей еще до того, как орудия будут готовы к транспортировке. Ради сохранения батареи Первому пенсильванскому кавалерийскому приказали атаковать. Сто пятьдесят всадников на свежих, откормленных лошадях выстроились в три шеренги по пятьдесят человек. Горн протрубил сигнал к выступлению, и кони тряхнули головой, вскинув гриву. Первая шеренга кавалеристов рысью проскакала мимо орудий. За ней наступала вторая шеренга, за второй - третья, и каждая цепь оставляла перед собой достаточно пространства, чтобы обойти мертвых или умирающих лошадей. Сабли с лязгом были извлечены из ножен, сверкнув кроваво-красным отблеском в последних солнечных лучах этого дня. Некоторые кавалеристы оставили сабли в ножнах, предпочтя им револьверы. Над первой шеренгой атакующих развевался посаженный на пику остроконечный сине-белый флажок. Пушки прицепили к передкам, артиллерийские принадлежности убрали в ящики или подвесили снаружи. Канониры торопились, понимая, что благодаря кавалерии у них появилось несколько драгоценных мгновений на бегство. Всадники пустили коней быстрой рысью, копыта вздымали за собой клубы пыли. Три цепи растянулись в поле по обе стороны от дороги, разделяющей открытые поля, урожай с которых уже был собран. Удила и цепи ножен позвякивали при движении.
Пехота конфедератов остановилась перед кавалеристами. Раздался дробный стук металла - шомполы проталкивали пули вниз по стволу, прижимая их к пороховым зарядам. Почерневшими от пороха пальцами солдаты вставляли медные капсюли.
- Ждем, пока не подойдут ближе, ребята! Ждем! Ждем! - прокричал офицер.
- Цельтесь в лошадей, ребята! - произнес сержант.
- Ждем! - снова закричал офицер. Солдаты еще формировали строй, и всё больше их прибегало, чтобы занять свое место в шеренгах. Горн северян протрубил снова, на этот раз отрывисто, и лошади перешли на галоп. Пику с флажком на конце опустили так, что кончик ее смотрел прямо на выжидающую пехоту, чьи неровные темно-серые шеренги растянулись поперек дороги. У дальнего хребта горели костры, от которых медленно поднимался дым, образуя мрачную пелену на темнеющем небе, где уже зажглась вечерняя звезда - холодная сверкающая точка над покрытыми дымом склонами Кедровой горы. За южными лесами медленно поднималась яркая и резко очерченная, словно клинок, луна. Пехота спешила к дороге, торопясь присоединиться к ружейным залпам, что были уже готовы встретить приближающихся всадников. В последний раз разнесся дерзкий сигнал горна.