По пути, отдав кое-какие распоряжения, мы двинули в здание вокзала.
Задержанных оказалось четверо. Заместитель начальника станции (или как сейчас говорят — «товарищ начальника»), двое хмурых обходчиков и прилизанный, трясущийся словно осиновый лист, билетёр. Оставив для беседы начальство, остальных отпустили и приступили к предметному разговору. Зам, мужчина лет сорока в форменном мундире и с рыжеватыми «английскими» усами, вид имел несколько испуганный, но на контакт шел охотно. Он же сразу и указал на главную проблему, которая оказалась даже не только в воде или обслуживании, а в стрелочных переводах. И если они будут переведены куда-то не туда, то нас могут или загнать в тупик или направить на другие пути. Особенно это актуально для станции Обилово. А так — имея в наличии два немецких паровоза (один бронированный, а второй для тяги вне боя) нам должно хватить ресурсов, экономичным ходом и с опытными машинистами, добраться до своих.
Хотя лично он, несколько беспокоится из-за воды. Топлива нам хватит с большим запасом. Но вот водой, все-таки очень желательно заправиться где-то километров через пятьдесят. Вернее, окончательно переставший меня бояться Игорь Ильич, категорически настаивал на этой заправке. А то выкипит паровоз как чайник, и встанем мы посередине перегона. Еще был поднят вопрос расписания движения составов на этой ветке. Но до утра, насколько он знает, плановых рейсов не ожидалось, а насчет внеплановых сказать невозможно, потому что нет связи.
Так, про воду понятно — будем решать на месте. Но вот стрелки, или как их назвал профессионал — стрелочные переводы, это геморрой… На мой резонный вопрос — кто может быть в курсе, что и куда переводить на всем протяжении пути, Ильич, пожав плечами ответил, что обычно люди знают лишь свой участок работы.
Охреневая от возникающих одна за другой проблем, я уже было решил плюнуть на все и просто подорвать БП к чертовой матери, как железнодорожник, хлопнув ладонью по лбу, вспомнил про одного здешнего пенсионера — Василия Августовича Комаровского. Тот служил инспектором путей и когда вышел в отставку, начальство локтем перекрестилось. Перекрестилось из-за того, что Августович, при активной рабочей жизни был ярым трудоголиком и лез вообще во все дела, отличаясь при этом крайней скрупулёзностью и вздорностью характера. Вот он, скорее всего, мог решить наш вопрос. Единственное препятствие, которое может перед нами возникнуть это, как говорилось выше, возраст и характер пациента. Уточнив адрес, дал указание ребятам доставить сюда (особо уточнил, что со всем вежеством и любовью) заслуженного пенсионера. После чего перешел к решению следующей задачи.
Для моей задумки, было необходимо чтобы вместе с нами уходило половина взвода разведки. Но с имеющейся техникой, такого не получится. Лошади тупо не влезут на БП. Поэтому, нам были нужны два вагона (те, где сорок человек или восемь лошадей), цистерна и паровоз. Паровоз был необходим чтобы не перегружать свои, так как чем больше нагрузка, тем больше расход. Ну а цистерна для воды, потому что на станциях, нам заправляться будет вовсе не с руки. Для этого планировалось останавливаться на перегоне и использовать ручную помпу, которую думал экспроприировать у здешних пожарных. Когда казарму тушили, я у них три штуки видел. И наверняка, в загашнике что-то имеют. Так что огнеборцев, совсем уж без инструментов не оставим…
Но дальше разговор прервался, так как через часовых (которые выполняли мое распоряжение пропускать работников железной дороги) прошел еще один носитель мундира. При его появлении зам тут же вскочил, а тот, царственно кивнув, брезгливо отряхнул платочком сидение стула и поддернув штанины форменных брюк, уселся. После чего, окинув нас непонятным взглядом, выдал:
— Здравствуйте, господа. Я начальник станции Дьяково — Геннадий Поликарпович Тучнов. Чем могу быть полезен?
Гриня не утерпел и поправил:
— Не господа, а товарищи. Господ еще в прошлом году отменили!
Тучнов фыркнул:
— Конечно, конечно. Так что же «товарищам» здесь понадобилось?
При слове «товарищи» он так кривил губы, что было понятно — красные ему где-то сильно занозили. Ну или просто человек имеет с ними столь сильные разногласия, что прямо кушать не может.