– А чегой-то он у вас в одном мешке? Даже споднего нету.
Станичник, уже успевший скрутить самокрутку, затянулся, сплюнул и важно ответил:
– Дык и мешок наш. А ентого мы вообще в чем мать родила нашли. Вот и дали чой-нить срам прикрыть.
Солдат не унимался:
– А чо мешок-то? У вас в телеге вона сколько барахла…
Казак ощетинился:
– Ты на чужой каравай рот не разевай!
Но перепалка развития не получила, так как вернулся возница вместе с крепеньким младшим сержантом (то есть у парняги на погонах было по две лычки). Который и отконвоировал меня в здание. Там тоже особо не рассусоливали, и уже через пять минут я стоял в кабинете, разглядывая самого настоящего золотопогонного офицера. Как говорится, белую кость, голубую кровь. Это было даже несколько странно, так как все встречавшиеся до этого вояки ходили либо в казачьей форме, либо в мундирах с полевыми погонами.
Правда, канонический образ, воспетый в романсах, книгах и фильмах, слегка отличался от увиденного. Разве что погоны, с четырьмя звездочками, действительно были золотые. Аксельбанты отсутствовали. Бравости и подтянутости также не наблюдалось. Верхняя пуговица мундира расстегнута. Стоячий воротник слегка засален. Да и сам капитан ощутимо пованивал потом. Это я учуял, когда он, подойдя вплотную и покачиваясь с пятки на носок, стал брезгливо разглядывать меня в упор. Видно, придя к какому-то заключению, глубокомысленно протянув: «Мда…» – кивнул на установленную возле стола табуретку, скомандовав:
– Сесть.
Я сел. Офицер тоже уселся за стол, приготовил лист бумаги, начав допрос:
– Кто таков? Фамилия? Имя? Откуда родом? Чем занимаешься?
Дело сразу застопорилось, потому что на этот и последующий вопросы я лишь ыкал, мекал и бекал. Капитан пробовал разные подходы. Даже выскакивая из-за стола, стимулировал мощными затрещинами. Точнее, когда я потянулся к карандашу, желая написать о себе, офицер, не поняв моего порыва, мощным ударом в глаз уронил подследственного на пол. Стоящий сзади сержант добавил пинка и рывком усадил обратно. Вот тогда-то я получил дополнительно от его благородия еще и по башке.
После чего золотопогонник внезапно успокоился и, усевшись на свое место, достал из кармана металлическую коробочку с витиеватым рисунком. Судя по цвету – серебряную. Открыл ее. Поставил перед собой. Из коробочки извлек крохотную ложечку. Я со все более возрастающим изумлением смотрел на совершаемые телодвижения. А когда контрразведчик насыпал себе на ноготь большого пальца порцию белого порошка, через секунду привычно нюхнув, я охренел напрочь! Мля! Это же уму непостижимо! Вот тебе и голубая кровь! Прямо на рабочем месте шморкать кокаин! Пипец, нет слов!
Приняв релаксант, благородие откинулся на стуле, закрыв глаза. А когда открыл их и вперил в меня превратившиеся в точки зрачки, я почуял, что дело пахнет керосином. И оказался прав, так как офицер со все большей экспрессией начал говорить:
– Ты… мать-перемать… думаешь, я не понимаю, почему ты здесь комедию ломаешь? Из комиссаров небось? Сукин сын! Нехристь поганая! Крест покажи! Нет у тебя креста! И на церковь ты не крестился, морда жидовская! Сознавайся – комиссар? Жид? ЖИД? Говори, падла!
От капитана уже летели слюни, и я, несколько запаниковав, вскочил, задирая подол своего одеяния, желая продемонстрировать воочию, что кем-кем, а жидом уж точно не являюсь. Но опять был понят не так. Контрразведчик буквально взвыл:
– А-а! Тварь! Хрен мне тут свой демонстрируешь! Ну я тебе…
После чего быстро открыл ящик стола и, надевая на руку кастет (кастет?..), буквально прыгнул ко мне.
Ну что сказать. Пришел в себя я уже в камере, лежа на широкой лавке. Глаза почти не открывались и тупо болело все тело. Там ведь не один носитель золотых погон меня обрабатывал. Сержант тоже принял весьма деятельное участие…
В этот момент (видно заметив, что я начал поворачивать голову) сбоку раздался голос:
– Что, болезный? Пришел в себя? На вот – попей.
И мне в губы ткнулся холодный край металлической кружки. Попил, после чего сильно потянуло в сон. Я и не сопротивлялся.
Когда проснулся, чувствовал себя несравненно лучше. И глаза открылись, и тулово не болело. Сел на лавке. Огляделся. За окном была ночь, лишь лунный свет, льющийся из зарешеченного окна, позволял понять, что со зрением у меня все в порядке. А вокруг спали люди. Количество народу определить было невозможно – все пряталось во тьме. Но немало, так как храп стоял солидный. Еще присутствовал тяжелый дух немытых тел, вкупе с грязными носками. Хотя в данном случае, наверное, все-таки портянками.