Выбрать главу

Перед собранием Семен зашел к Федоту Тычкову. Тот внимательно выслушал Семена и покачал головой.

— Ох, навряд что выйдет. Да ты не гляди на меня чертом. Вот поверь моему слову, передерутся бабы. Они корчажку битую из рук своих не выпустят, не то что плужок там или борону.

— Стало быть, не согласен ты?

— Я-то? Не то что не согласен, попробовать можно, конечно. А только, как бы это тебе сказать… подумать надо, Семен. Ну, а как же ты хотел?

Весть о совместной обработке земли облетела все село. Толковали по-разному, относились к затее с недоверием. Некоторые видели в этом какой-то хитрый ход Устина. Но когда узнали, что Устин отдал Петрушевой хату, призадумались.

С какой же это милости вдруг взять да отдать. Чудно. Может быть, продал, но ведь Петрушева так бедна, что у нее не только денег, но и картошки уже давно нет.

Когда Устин пришел с Натальей в сельский совет, там было уже человек десять. Разговаривали вполголоса, осторожно, намеками. Семен сидел рядом с Зиновеем хмурый, злой. Увидев Устина, закивал головой:

— Подсаживайся сюда.

Скоро пришел Аким Тычков. За ним приковылял хромой Спиридон, прибежала Любовь Петрушева и робко остановилась у двери, глядя на всех просветленными глазами.

— А вот и я заявилась, — здороваясь со всеми, заговорила Арина. — Любаха, а ты чего двери подперла, иди сюда на скамью.

— Посторонитесь, дайте человеку пройти, — сказал Семен, увидев Федота Тычкова.

— Глядите, Модест пошел, да ши-ибко, шибко, — засмеялась Арина, протирая стекло концом платка.

— А ты покличь его на собрание, — пошутил Федот.

— Ай правду говоришь? — не оборачиваясь, спросила Арина и постучала в окно.

— Ну его к черту, — махнул культей Семен.

Устин пытался уловить, о чем беседовали собравшиеся и чего они не скажут на собрании. Конечно, такие, как Петрушева и Спиридон, примут предложение с радостью. Деваться им с их маломощным хозяйством некуда. А вот такие, как Федот Тычков, могут уклониться или скажут, что они еще подумают, посоветуются. Да и в самом деле, торопиться им нечего. Чем он может их заинтересовать? Размышляя таким образом, Устин чувствовал, что у него очень мало доводов для убеждения. Остается только сила примера и желание помочь маломощным.

— Э-эх, кума, — вдруг нарочито громко обращаясь к Арине, заговорил Федот, — тот голодный год мне очень памятен. Скотины у нас не было, так мы бывало с отцом впряжемся в соху и таскаем ее. Бороздку кончишь, а в глаза будто ночь глядит, темно и тошно, дух выскакивает. Вот как он, хлебушек-то, доставался.

Петрушева сочувственно вздохнула.

— Ну, а как нам, бабам, теперь быть, какие остались без мужиков, пропадом пропадать?

— Пропасть не дадим, уж чего-нибудь да придумаем, — успокаивал Тычков, разглаживая бороду.

Анна Быкова резко махнула рукой и сокрушенно сказала:

— Да уж надумали и незнамо чего. Любаха, правда, что Устин тебе хату отказал?

— Ох и люди же! — простонала Петрушева. — Я тебе, Нюрка, последнюю корову отказала бы, кабы мой мужик живой вернулся.

— Тихо, товарищи, — сказал Семен и гневно глянул в сторону жены. — Давай, Устин, рассказывай.

Устин поднялся и торжественно объявил:

— Мы, стало быть, Семен Быков, Зиновей Блинов и я, решили работать в супряге. Так что ли? — обратился он к Семену и Зиновею.

— Так! — с твердостью ответил Семен.

— Так! — повторил Зиновей.

— Нонче мы собрали вас, чтобы потолковать, кто к нам пристанет. Мы никого не неволим, но только так, как работали мы раньше, то есть врозь, нельзя. Нельзя! — повторил он с силой и, поймав взгляд Федота Тычкова, продолжал, обращаясь к нему: — Жили мы всю жизнь невозможно как бедно. Работали врозь, кто у помещиков, кто у кулака. Не было у нас ни земли, ни лошади. Теперь мы отвоевали землю. Так неужели мы будем, Федот Лукич, глядеть, как ребятишки Егора Рощина или Клима Петрушева станут на себе соху таскать? А что Груздев, Петрушев, Рощин нам приказывали, когда бились за эту землю? Воевали, выходит, вместе, а работать всяк себе? Кто с хлебом, а кто и так.

Федот Тычков не выдержал, снял с головы треух и, приглаживая седые волосы, обиженно заявил:

— Ты-то что на меня, Устин, накинулся, ровно я недруг им, ей-право. Ну, негоже так.

— Я тебе, Федот Лукич, не в обиду. Я только спрашиваю: так, мол, или не так? Я вот и к Арине, и к Петрушевой, и к Акиму с таким вопросом, ко всем, кто здесь есть. Мы никого силком не тащим, а только спрашиваем, как вы, пристрянете к нам или нет? Весна, ведь она вот-вот, ко двору подходит.