Уилиджер не обращал внимания на их смятение. Он уселся за стол, заказал всем эля и целиком ушел в игру в «своего парня», откровенно пытаясь выудить у них информацию об отряде. Его ничуть не беспокоила собственная непоследовательность – утром он был орущим начальником, требующим от каждого невозможных работ по снаряжению, включая полировку тех вещей, которые нельзя отполировать; теперь же он изображал задушевного приятеля.
Такие переходы было довольно трудно принять. Но за первой кружкой последовала вторая, и беспокойство мальчиков отступило перед шипящими пивными пузырьками и сочными ломтями жареной свинины. Они почувствовали себя легче. В основном говорил Мануэль. Моно старался не отставать. Релкин же был не слишком разговорчив, он все еще не мог отделаться от удивления перед таким поворотом событий.
Уилиджер пожелал узнать подробности великой битвы при Сприанском кряже. Он внимательно слушал рассказ Мануэля, восклицая изредка «право слово!» или «Ее Рукой».
Выслушав, он довольно мило поблагодарил их и, в свою очередь, рассказал им о сражении на Кадбернских мелях, в котором принял участие. Он, похоже, не слишком понимал, что говорил:
– Враг бросил кучу бесов через мель, и мой полк оказался в опасности окружения. Там была такая группа камней на берегу реки. Это было, конечно, очень важно, но мы не могли скинуть их оттуда. Я поднял упавшее знамя и увлек за собой нескольких людей, и мы отобрали эти скалы и сбросили бесов в реку. Спасли исход всего дня, я думаю. Конечно, это нельзя даже сравнивать с тем, что было у вас на Сприанском кряже, но для того дня вполне хватило.
Ребята недоуменно переглядывались. Все это пахло откровенными усилиями завоевать их доверие. Им предлагалось считать Уилиджера настоящим солдатом, а не сынком богатого папеньки, хотя все, что они видели, свидетельствовало об обратном.
И тут Уилиджер попросил их рассказать свои биографии:
– Ну, вот ты, скажем, где ты родился, Релкин?
– Деревня Куош, сэр, в провинции Голубой Камень.
– А, Голубой Камень. Такое симпатичное место, я всегда с удовольствием его посещаю. У моего дяди там поместье, лен барона Боргана.
Глаза Релкина удивленно расширились. Они с Базилом когда-то работали на барона Боргана. Ужасный для них обоих период.
– А где ты закончил школу? – спросил Уилиджер.
Для мальчиков-сирот предполагался сокращенный курс школьных занятий, и Релкин провел в куошской школе всего пару лет. Уилиджер нахмурился:
– Ты хочешь сказать, что посвятил образованию только два года своей жизни?
– Да, сэр.
Уилиджер пробормотал что-то сквозь зубы.
– Ну а ты, Моно, где ты учился?
Моно опустил глаза:
– Я никогда не ходил в школу, сэр. Жена фермера Гуля обучила меня чтению, но писать я по-настоящему никогда не умел. Правда, я умею считать, она выучила меня счету и умножению.
Глаза Уилиджера едва не вылезли из орбит.
– Это невероятно! И тебе разрешили при этом служить в легионе?
Он повернулся к Мануэлю.
Мануэль посещал школу с семи лет и закончил академию Драконьих Наук, где уделял внимание психологии и поведению драконов.
Уилиджер сразу же поинтересовался точкой зрения Мануэля на великого Чеслера Ренкандимо, известного автора «Науки о Драконах» и бессмертного «Ухода за Драконами-Вивернами».
Мануэль слегка поколебался прежде, чем ответить:
– Ренкандимо в академии не очень-то в чести. Он упустил основные биологические принципы. Его рекомендации в некоторых случаях слишком далеки от жизни.
– Далеки от жизни? Дорогой мой, конечно нет! Великий Честер далек от жизни – этого не может быть!
Уилиджер выглядел искренне возмущенным.
Наконец подошел конец расспросам. Принесли еще эля, и все трое драконопасов как-то сразу почувствовали, что головы у них уже кружатся. Но они мужественно опорожнили новые кружки и принялись за десерт, который начался с домашнего яблочного пирога.
Уже второй день подряд Релкин боялся лопнуть от еды. Кроме того, в голове у него шумело от трех пинт эля. Он никогда обычно не пил больше двух. Тут подоспело время огромного куска смородинового пирога.
Удовлетворив свой интерес к жизни драконьих мальчиков, Уилиджер повернулся к Релкину:
– Я заказал новые кокарды для отряда. Такие, как у меня, с большим номером, замечательная идея, не правда ли? Это доблестный номер, легендарный, можно сказать. Мы хотим, чтобы люди видели, кто мы, и воздавали нам достойные нас почести.