— Даже не думай об этом, — ровным голосом предупредил его бантаг. — Я хочу поговорить с тобой, но если ты попытаешься меня атаковать, я убью тебя.
В его руке блеснуло лезвие кинжала.
Ганс улыбнулся. Он снова отвел затвор. Механизм работал идеально – это было превосходное оружие, сделанное куда более искусно, чем все, что выходило из мастерских русских оружейников. Если уж на то пошло, это оружие было лучше любого, виденного им на Земле. От этой мысли Ганс покрылся холодным потом. Эти ублюдки обогнали землян в этом ремесле. В чем еще?
Не задвигая затвор на место, он поднял винтовку вверх и изучил ее ствол. В тусклом свете, проникавшем внутрь ствола сквозь отверстие казенной части, виднелась нарезка. Кольца нарезки были тоньше и располагались ближе друг к другу, чем в «спрингфилдах» или его старом карабине Шарпса. Медленно поднеся винтовку к плечу, Ганс почувствовал, что, несмотря на вес, она хорошо сбалансирована. Он прицелился в светильник, мерцавший в центре юрты. На стволе располагался прицел, и вскоре Ганс понял, что его линзу можно регулировать в зависимости от расстояния до мишени. Единственным оружием с прицелом, которое ему доводилось видеть, была винтовка Шарпса, изготовленная по специальному заказу для снайперов.
Выбитые на прицеле символы были ему незнакомы, но Ганс предположил, что это цифры, позволяющие стрелку корректировать полет пули в соответствии с необходимой дальностью стрельбы.
— Странно, — заметил Гаарк. — Похоже, на этой планете гравитация чуть меньше. Я обратил внимание, что эти насечки не совсем точны.
Ганс вздрогнул от удивления. Он вспомнил, что Фергюсон говорил о чем-то подобном, а когда они впервые очутились в этом мире, ему все казалось легче, чем обычно, но раньше Ганс никогда по-настоящему не задумывался об этом.
Положив винтовку на пол юрты, он поднял пулю. Гильза был сделана из латуни, а калибр пули был приблизительно пятидесятый. Твердый и заостренный на конце патрон, по-видимому, имел намного большую пробивную силу, чем у пуль, которыми стреляли «спрингфилды».
— Где ты взял такое ружье? — спросил Ганс.
— Принес из своего мира.
Ганс промолчал.
— Частично из-за этого я и хотел поговорить с тобой. Как и ты, я не из этого мира. Я прошел через Врата света.
— И у тебя было ружье?
— Я был солдатом, хотя тогда мне этого совсем не хотелось. А ты?
— И я был солдатом, — Ганс судорожно передернул плечами. — Я не знаю, как мы попали сюда. А ты знаешь?
Он удивлялся самому себе. И почему его тянет поговорить с этой тварью? Может, он просто рад снова слышать знакомую речь. Его родным языком был немецкий, и, конечно, за семнадцать лет жизни в Штатах он овладел английским, но государственным языком Республики был русский, и в какой-то момент Ганс понял, что думает именно на нем. Его беспокоило, что, научившись со временем языку орды, он иногда видел на нем сны. И поэтому сейчас он с удовольствием формулировал свои мысли, не прибегая к бантагскому похрюкиванью и реву – именно так Ганс воспринимал ненавистную речь. Русский в устах кар-карта звучал странновато, звуки были резкими и гортанными.
— И я не знаю, — отозвался Гаарк. — Я надеялся, что ты сможешь мне объяснить.
— Ты что, хочешь вернуться домой?
Бантаг рассмеялся.
— Домой? Чего ради? Чтобы стать студентом или, того хуже, чтобы меня снова замели в армию? Ну уж нет. Здесь я Катул. Знаешь, что это значит?
Ганс покачал головой.
— Спаситель, о котором говорят древние пророчества.
При этих словах Ганс словно заледенел.
— Нет, я останусь здесь, — продолжал Гаарк. — Но если бы я нашел путь обратно, у меня появился бы доступ ко многим вещам, которые мне нужны здесь.
— Например?
Бантаг хитро улыбнулся, как бы размышляя, поделиться ему своими секретами или нет.